Владимир ЗАЙЦЕВ. Волчье солнышко.

Предлагаем на суд читателям новый сборник рассказов члена

ОО ,, ВХД ,,Вера и честь» писателя Владимира Зайцева

ВОЛЧЬЕ СОЛНЫШКО. Рождественская быль.

Шоссе было почти чистым от снега, который лишь обрамлял проезжую часть высокими сугробами.
Обочины, канавы, поля – были укрыты толстым слоем пушистого и ещё не слежавшегося снега, сгладившего рельеф, превратившего всё в волнистую, бескрайнюю белую равнину, края которой переходили в низкое серое небо.

Кусты и деревья согнулись, стали ниже, их ветви провисли до засыпанной снегом земли под тяжестью пухлых снежных шапок, которые сливались с белым покрывалом земли.

Быстро наступили сумерки и водитель, Виталий, рыжий и раскормленный парень, включил фары. В их свете заискрился снег, засверкал разноцветными звёздочками, но сидящим в «Мерседесе» было не до него. Они, полупьяные, обсуждали успешную сделку и то, как они её отметили.

«Новорусский» буржуй – Аркадий, 33-летний пухлый брюнет с карими глазами навыкате и остатками чёрных кудрей вокруг глубоких залысин, хвалился очередной «победой» над несовершеннолетней шлюшкой – пышнотелой украинкой Оксаной. Её подарил ему на вечер его компаньон Изя. Аркадий подробно расписывал, что и как он делал, имитируя крики боли, издававшиеся Оксаной. И как она… а он её…

Из угла толстогубого рта бизнесмена стекала струйка слюны.

Обернувшись к своему хозяину, сидел телохранитель по должности и холуй по духу Сеня – здоровенный «качок» с низким лбом и свинячьими глазками без ресниц, толстошеий, свирепый и жестокий, хитрый и упрямый. Словом – такой, какой и был необходим Аркадию. Восторженно внимая живописному рассказу босса, он молчал о том, что после Аркадия та самая Оксана досталась ему, и до самого отъезда он использовал её в кладовке у бани. Как впрочем, зачастую и других женщин, обслуживших шефа.

Рядом с Аркадием сидел его советник-финансист и компаньон Эдуард Маркарьян. Рассказ Аркадия его не интересовал вовсе, так как у этого существа были несколько иные интересы, привязанности и ориентация.

Он вспоминал, всё ли сделано, чтобы «пробросить» очередных «лохов». Та комбинация, которую породили его не совсем нормальные мозги, должна была привести к разорению трёх фирм гоев, поверивших бизнесменам и, естественно, принести ему лично неплохой заработок – 330 тысяч долларов.

Аркадий, похохатывая, вновь вспомнил о результатах поездки:
«Как мы удачно всё провернули и этих лохов вовремя пробросили!
Как раз накануне этого их дикарского рождества…
Они так хотели оформить всё-всё, до этого их … праздника! Вот и оформили!»
И все в машине дружно засмеялись…

Над белой равниной низко висела яркая, как прожектор луна и все предметы отбрасывали резкие длинные тени. Виталий буркнул: «Вот оно, волчье солнышко».
Эдуард пьяно захихикал с подвизгом: «Оно светит для нас… Мы – волки, пусть все нас боятся».
Аркадий добавил с ленцой: «Да, мы — санитары жизни…
Мы убираем слабых и хилых из оборота жизни…»

Вдруг мотор зачихал, машина дёрнулась и покатила, замедляя ход в тишине. Мотор не работал, был слышен лишь скрип снега на обочине под правыми колёсами.
Водитель выключил фары и попытался завести мотор, но хвалёный немецкий аппарат никак не среагировал. Он включил встроенный тестер, который выдал на дисплей сигнал «Zundung kaputt» — «Неисправно зажигание». Шофёр вышел из машины, открыл капот, ещё повозился, пытаясь оживить машину. Тщетно. Затем что-то щёлкнуло, погас внутренний свет и освещение приборной доски.

В «Мерседесе» стало ощутимо холодать. Захлопнув капот, водитель вернулся внутрь, сообщив, что «зажиганию конец».
«-Не заведёмся и не отремонтируемся». – Подвел он итог.
Аркадий спросил, сколько осталось до города.
«восемьдесят» — сообщил Виталий.
«А до деревни?»
«Десять – двенадцать. Но есть ли там люди и техника…»

Их угораздило застрять в ночь с субботы на воскресенье, и надежды на проходящий транспорт на этой районной дороге в это время были призрачными.
«Ну, и что будем делать?» – начальственным тоном осведомился Аркадий.
«Идти нужно, в машине замерзнём, печка ведь тоже не фурычит».

Шеф долго материл «водилу», но делать было нечего, и, заперев «мерс», компания отправилась по дороге.

Привыкнув ездить «от двери до двери» они, как всегда, были легко одеты. Английские пальто из тонкой шерсти, итальянские костюмы, германские туфли.
А снаружи было –15ºС, и мела лёгкая позёмка.

Быстро начав замерзать, они прибавили ходу. Ночную тишь нарушало лишь громкое, злое сопение, тяжёлое из-за дыхание, одышка и скрип снега.
Через час они увидели съезд на полевую дорогу, и, спотыкаясь, побрели по колеям, оставшимся от бульдозера, чистившего дорогу к деревне. Ноги быстро промокли от снега, набивавшегося в туфли. Ужасно мёрзли уши, лица, руки, спины…

Перевалив через очередной холм, невольные пешеходы увидели перед собой всё ту же серебристо-серую, искрящуюся равнину, залитую светом полной луны. В поле, недалеко от дороги стояло нечто засыпанное снегом.

Подойдя ближе, они поняли, что это брошенный «хозяйственными» колхозниками комбайн. С другой стороны торчало тонкое дерево, похоже — берёза. Впереди, в километре или полутора за холмом, виднелась вожделенная деревня. Над тёмными домишками тускло светила одинокая лампочка.

В это мгновение неподалёку послышался заунывный вой. По целине длинной цепочкой двигались серые тени, их было много. Эдуард взвизгнул: «Волки!!!»
Качок Сеня выдохнул со страхом: «Да их там десятка два!!!»

Волна ледяного ужаса затопила души путешественников и на секунду сковала их тела. Первым очнулся от столбняка водитель Виталий:
«Бежим!!!» – взвизгнул он, и побежал к комбайну, по колено увязая в снежной целине.
Аркадий бросился к деревне, Сеня – к дереву, Эдик заметался, не зная, куда кинуться ему.

Стая привычно рассыпалась в загонную цепь, а затем перешла на неспешный бег. Волки, молодые и старые, почуяли добычу, её животный страх и словно бесплотные тени, стелясь, неслись над серебристыми снегами. Преследователи вскоре разделились, за каждым из беглецов последовала отдельная группа.

Первым настигли Виталия, почти возле самого комбайна. Парень уже еле дышал обожжёнными морозным воздухом лёгкими. Махая ногами, он отбил две атаки молодых хищников и стал карабкаться на комбайн, срываясь на обледенелых железных ступенях непривычно крутой лестницы.

Но тут на него прыгнули, повисли на одежде два переярка, а ещё один волк крепко схватил за бок, и водитель от боли и тяжести сорвался вниз. Серые звери, рыча, сомкнулись над человеком. Над полем пронёсся крик. Ещё и ещё один. Потом тишину нарушал лишь хруст костей, рычанье да чавканье волков, рвущих тёплое мясо.

Спотыкаясь, Аркадий козлом скакал к деревне по колеям, почти ничего не соображая от ужаса. Сзади набатом звучал мерный топот нагоняющих волков, их взлаивания и подвывание.
Хищники обошли его, окружили, двое бросились сзади, рванули за пальто, полы распались, и жертва выскользнула из невесомой английской ткани. Он побежал уже в одном костюме, не чувствуя холода и вдруг замер, как вкопанный.

На пути стоял здоровенный волчище, вожак стаи. Стоял и скалил белые, длинные, сверкающие в свете луны клыки. Сбоку расположилась поджарая волчица, звериные глаза горели, словно большие жёлтые светодиоды на панели его любимого музыкального центра.
Аркадий истошно завопил.

Они прыгнули. Вожак – на грудь, сбил, рванул горло. Волчица яростно терзала низ живота, ещё один хищник перекусил одно из запястий, оторвав кисть. Клыки рвали живую плоть Аркадия, и он ничего с этим не мог поделать, конвульсивные сокращения его конечностей, с которых сорвали ненужное волкам тряпьё от «Версаче», ничуть не мешали трапезе.

На мгновение Аркадий увидел перед собой лица. Лица обманутых им людей: ограбленных, разорённых, «проброшенных», «кинутых», «обутых»… Ему показалось, что он заорал, но из разорванного горла вырвался только хрип и жалкое бульканье.
Волки неторопливо делили, рвали на части откормленную тушу, и её владелец всё ещё чувствовал при этом неописуемую боль.

Сеня бежал к дереву, слепой инстинкт гнал его повыше, туда, где, как ему казалось, он сумеет отсидеться.

У дерева его догнал Эдуард, попытавшийся оттолкнуть. Здоровенный кулак сбил Эдика с ног, оглушил, в лепешку расквасив нос и раскровянив губы, и Сеня беспрепятственно вскарабкался на молодую берёзу.

Волки настигали, подвывая. Сплёвывая кровь, обгадившийся от страха Эдуард тоже судорожно лез на дерево, но тонкий ствол стал угрожающе качаться. Когда голова Эдика оказалась в пределах досягаемости ног его более удачливого соперника, тот хладнокровно ударил каблуком в окровавленную перекошенную от страха морду. Визжа, Эдик ещё пытался защищаться, хвататься за ногу Сени, но третий или четвёртый удар сбросил его вниз.
Над истошно визжащей жертвой сомкнулись серые спины. Вой, визг, рык. Хруст, сопение и чавканье зверей.

Они довольно быстро покончили с Эдуардом, и вскоре под деревом собралась вся стая. Рассевшись в истоптанном, заляпанном тёмными пятнами снегу, они подняли морды кверху.
Жёлтые глаза, запах диких зверей, свежей крови, внутренностей и мяса, запах смерти. Несколько зверей пытались допрыгнуть до Сени, но тот сидел высоко, обхватив казавшуюся спасительной мёрзлую берёзу руками и ногами. Весил «бодигард» килограммов под сотню, и висел он, естественно, с одной стороны берёзы. Со временем дерево стало заметно гнуться, «качок» сместился по стволу и полез выше. Берёза начала клониться в противоположную сторону, и, как человек ни искал удачного положения, было очевидно, что такового просто не существует.

Гибкий ствол раскачивается всё сильнее, амплитуда становилась шире, но Сеня от страха просто не понимал, что ему нужно всего лишь немного спуститься вниз. Он ведь всегда в своей жизни лез вверх, лез по головам, никогда ни о чём и ни о ком не думая. Лез, подминая под себя достоинство, честь, здоровье, иной раз и жизни других. Главным для него всегда было стремление стать выше, богаче, сильнее. У него…, ему…, он…

Берёза окончательно согнулась, и тяжёлое тело оказалось уже в паре метров от земли. Ствол трещал, волки принялись прыгать, один из них ухватил за зад, и Сеня завопил от боли. Волк вырвал кусок ягодицы, после чего её обладатель сорвался, повиснув на согнувшемся стволе на руках.

Ещё двое волков бросились на него. Один в прыжке впился в икру, повиснув на ней. Второй прыгнул и вцепился во вторую ногу выше.
Когда прыгнул третий зверь, под тяжестью тел берёза наклонилась почти до земли, и оставшиеся хищники вцепились в спину и ноги Сени со всех сторон.

От боли тот выпустил ствол и рухнул, подминая своей тяжестью серых. Какому-то волку он сломал хребет, какому-то нанёс несколько мощных ударов, но одна удачливая волчица схватила за яйца, и в то же время вожак прыгнул на грудь и разорвал горло.

Стена зверей сомкнулась над человеком, ему сгрызли лицо, растаскивали в разные стороны. В его заплывших жиром тупых мозгах мелькнули какие-то видения, которых он не успел понять и… всё потухло.

Берёза, освободившаяся от тяжкого груза, выпрямлялась, потрескивая и дрожа. У корней заканчивала трапезу стая.
Настоящие санитары леса на сегодня завершили свою работу, очистив природу от больных и негодных животных.

Стая с ленцой побежала в лесной овраг. Молодые волки весело прыгали и подвывали. Пошёл снег. К утру поле сверкало девственной, искрящейся белизной. Природа стала чище. Наступило Рождество…
* * *
На холме стоял величественный старик, окружённый мерцающим сиянием. Глядя вслед стае, исчезающей в серебристом сиянии, он произнёс негромко: «Ну, волки начали, пора бы уже и людям начать очистку СВОЕЙ земли!»

Случай из жизни переводчика.

Я работал на шеф-монтаже импортного оборудования с немцами из Западной Германии. Были они ребята нормальные без видимых дефектов, глупостей и черт, которые бы могли вызвать какое-либо неприятие или недовольство. Одно было плохо, в этот раз мне попались какие-то запуганные и очень сильно дезориентированные немцы.

Западные СМИ изрядно постарались обмазать грязью всё советское. Они напустили зловонного лживого тумана слухов и постарались набить головы людей дикими и глупыми страшилками, родив-шимися вероятно, в головах не совсем психически здоровых людей, к тому же ненавидящих СССР. Кроме того, как и всех западников, их полиция с контрразведкой при отправке их в Советский Союз на инструктаже застращали их до невозможности, до бледности и потери пульса происками вездесущего «злобного и зловещего КГБ». Ясное дело, что они были уверены, что этот самый КГБ

так и ищет какого-нибудь иностранца, чтобы устроить ему массу неприятностей, а то и вообще упрятать в жуткую Сибирь, где медведей на улицах бегает больше, чем автомашин в часы пик в центре Мюнхена.

И вот один из немцев, по имени Эрлих, решил проявить бдительность и проверить, что же лежит

в столе у переводчика. Вероятно, он надеялся найти там записывающую аппаратуру, шифрблокнот, пистолет и несколько пар наручников, чтобы на них на всех хватило. Кроме того, я заметил, что он как бы опекает остальных немцев и выговаривает им, когда они ведут себя по его понятиям слишком вольно и открыто с советскими людьми. Но это было их внутренним делом и меня не касалось. А вот его «бдительность» в отношении меня в первый раз меня позабавила.

Однако он решил проверить мой стол ещё и ещё раз.

Это не слишком меня разозлило, но следовало поучить доброхота хорошим манерам. После недолгих размышлений, я решил, что удар по пальцам будет достаточной наукой и хорошим лекарством от глупой и ненужной «сверхбдительности».

Я взял в своём сарае мышеловку, отличавшуюся очень мощной пружиной, привёз её и незаметно установил во взведённом состоянии в ящике стола. Два дня ничего не происходило.

На третий день во время обеда я заметил, что кисть правой руки Эрлиха перевязана, а  его коллеги-монтажники подсмеиваются над ним.

Проверив ящик стола, я убедился, что мышеловка сработала. Это подтвердило мои подозрения относительно роли Эрлиха. Я решил разыграть простака и громко возмутился тем, что проклятые мыши так и лазят в столе. А кроме того, тем, что они настолько хитрые, что не попались в мышеловку.

Эрлих сразу понял, как он может свести свой промах к шутке, и тут же принялся многословно извиняться. Наконец он дошёл до сути и признался, что это он полез в стол, чтобы посмотреть, что там шуршит уже не первый раз, и сунул пальцы в мышеловку, которая очень сильно ударила его по пальцам. А проклятая мышь выскочила и убежала. Я пожалел «бедного» Эрлиха и выразил надежду, что мышь настолько напугана, что больше не полезет в столы.

Эрлих действительно больше не лазил в стол. Я его коллеги частенько шутили над ним, обзывая «неуклюжей мышью».