Глава 9. Месть. Афганская быль
Владимир Зайцев
Сегодня я встал даже раньше, чем зазвонил будильник. Даже не глядя в запылённое окно, я знаю, что погода сегодня будет хорошая. Она не может быть иной. Ведь сегодня девятый день.
Девятый – со дня гибели нашего друга.
И сегодня, наконец, настал он, НАШ день – день Святой Мести за друга.
Выхожу из полузакопанного в землю кунга*, до крыши обложенного камнями для защиты от осколков душманских ракет. Солнце ещё не встало. Только за вершинами гор алеет заря. Холодно, даже очень. Иду по малому кругу, то есть туалет, умывальник. Руки и лицо ломит от ледяной воды. Надо размяться и согреться. И я иду на большой круг.
Это значит, что я начинаю бег по кругу, ведущему вокруг жилконтейнеров, блиндажей, кунгов, будок, сколоченных из бомботары* и стоянок техники. Один круг равен километру. Делаю три круга и подбегаю к турнику – до ломоты в мышцах подтягиваюсь, приседаю, потом выжимаю танковые траки. По телу течёт пот. Мышцы гудят, но меня уже переполняет энергия, она рвётся наружу, плещется на уровне горла. Раздеваюсь и лезу под душ.
Вода – ледяная с ночи, окатывает меня огнём. Хоррроошооо! Ух! Вытираюсь, одеваюсь и иду в кунг. Наливаю из термоса чай, проглатываю пару кусков хлеба с колбасой. Чай с лимоном пью с огромным удовольствием. Затем одеваюсь по-боевому, лётный комбез и бронежилет и проверяю НАЗ (носимый аварийный запас), который перепаковал вчера.
Так. Всё на месте: две фляги с водой по 1,5 литра, аптечка, гранаты, бинокль, ракеты сигнальные, компас, подарок спецназовцев — верный Стечкин* с глушителем и восемь магазинов к нему, фал с крюком, накидка, три шашки сигнального дыма и две маскировочные – серо-чёрного, фонарь, нож, спички термитные, кружка с крышкой, зеркало, таблетки для обеззараживания воды. Кажется всё! Хорошо, что это потащит мой «грачёнок»*, а не я. Тьфу, тьфу, тьфу.
Иду на КП. Ко мне присоединяется мой ведомый, гвардии старший лейтенант Василий, как он обычно любит представляться девушкам. Он тоже уже затянут в комбинезон и бронежилет.
У КП нас встречают замкомполка и командир эскадрильи. Замкомполка как всегда шутит, а вот комэску не до шуток, он кривится. Даёт себя знать рана в ногу, полученная при душманском обстреле аэродрома из миномётов. Ничего серьёзного, но летать он не будет ещё недели три, как сказал наш доктор.
Он очень сильно переживает, потому что сегодня, ведущим лететь должен был бы он.
Ведь наш погибший друг Иван, мстить за которого мы летим – его земляк и вообще друг детства, и друг по училищу.
Замкомполка и штурман полка начинают инструктаж. Всё понятно, всё уже по карте не раз проработано, но так положено, и мы выдерживаем ритуал.
Уточняем со штурманом ещё раз маршрут: курс, характерные ориентиры, скорость и высоту полёта на маршруте; время, курс и высоту захода для атаки.
Связист напоминает действующие сегодня частоты и пароли, каналы КВ и УКВ связи.
Метеоролог, длинный и тощий, сообщает сводку погоды – она наконец-то как будто специально для нас, безветрие, днём жара до сорока, сейчас – двенадцать. Отмечаю мыслен- но, что это хорошо, не нужно вводить поправки на ветер и на повышенную температуру и не будет пылевой дымки, скрывающей цель.
Наконец, инструктаж закончен, и мы выходим, чтобы идти к самолётам.
Но, перед входом стоит «уазик» и перед ним – майор, начальник службы вооружения полка Фёдор Иванович. Он держит в руках два АКСа* и четыре сумки с магазинами. хочет навьючить на нас. Мы не успеваем раскрыть рот, как он сурово объявляет, что соглас- но последнему приказу по армии в НАЗ всего лётного состава обязательно должен входить автомат.
Мы не спорим и берём АКСы и сумки. Фёдор Иванович заботливо поясняет, что они хорошо отлажены и пристреляны, но конечно будет лучше, если нам ими не придётся пользоваться. После этого он приглашает садиться в «уазик».
Мы не отказываемся, занимаем места, и машина доставляет нас к нашим «сушкам».
Возле них обычная предстартовая суета, хотя заправщики уже отъехали, но остались АП (передвижной источник электропитания 27 и 115 вольт на автомобиле МАЗ) и технари из наземного расчёта.
Обходим самолёты, осматриваем всё, проверяем подвеску вооружения, заправку под- весных топливных баков, закрытие всех лючков. Сегодня мы летим отдавать долги и по- этому нас загрузили от всей щедрой души и доброго, широкого сердца. Ловлю себя на мысли, что взлететь будет тяжело. Под крыльями моего «грачика», на пилонах висят че- тыре ФАБ-500* и четыре блока С-8*, по 20 ракет в каждом, итого – 80 штук.
Василию, под его «сушку» подвесили восемь ФАБ-250, по два блока УБ-32* с 64-мя ракетами С-5, а также два пушечных контейнера*. Душманам сегодня мало не будет.
Специалисты по авиационному оборудованию, вооружению, радиоэлектронному оборудованию заканчивают предполётную подготовку, делают росписи в ЖПСе* (журнал подготовки самолёта) и, наконец, техник самолёта с журналом в руках подходит для доклада о его готовности.
«Товарищ капитан, самолёт к вылету готов, заправка 3900, подвеска – 4 — ФАБ-500, 80 — С-8, 250 снарядов к встроенной пушке,
ИКВ (инерциальная курсовертикаль) стоит под раскруткой». Расписываюсь в ЖПСе за приёмку самолёта, Василий кивает, что и его самолёт готов к вылету.
Надеваем подвесные системы (система привязных ремней для крепления к катапультному креслу и спасательному парашюту). Поднимаемся в кабины, пристёгиваемся, опускаем фонари, отсекая ненужный шум. Застёгиваем шлемы и включаемся в бортовую сеть. Начинаем предстартовые манипуляции и проверки с множеством кнопок и тумблеров.
Оживает приборная доска и начинает мигать зелёными сигналами о готовности систем.
Запускаем двигатели, прогреваем их, в течение 30 сек на оборотах 90 и 100%, проверяя устойчивость их работы.
Температура и обороты соответствуют – норме, значит порядок.
Проверяем выпуск и уборку механизации крыла (закрылков и предкрылков) во взлётно-посадочной, маневренной и полётной конфигурации, тормозных щитков. Техник самолёта, стоя впереди него, с поднятыми вверх руками, пальцами дублирует показания сигнализации о выпуске механизации и тормозных щитков. Так, время выпуска соответствует, и давление в гидросистемах в норме.
Василий докладывает по радио «Готов».
Запрашиваю КП о разрешении вырулить. В ответ на поднятую мною руку, техник самолёта прикладывает руку к головному убору и другой рукой с предохранительными чеками от бомб и ракет в ладони даёт разрешение на выруливание.
Рулим мимо техника Вано, и он, как всегда соблюдает авиационный ритуал – хлопает рукой по крылу, как бы благославляет в полёт.
До места взлёта на ВПП (взлетно-посадочная полоса) километра полтора рулим не спеша, самолёт плавно покачивается на стыках аэродромных плит, а я ещё раз проигрываю в уме отдельные этапы полёта.
По сигналу светофора занимаем ВПП. Нос моего штурмовика нацелен на конец полосы, рядом и чуть сзади замер штурмовик Василия. Он большим пальцем правой руки показывает о готовности к взлёту. Запрашиваю разрешение на взлёт. В наушниках раздаётся голос РП (руководителя полетов): «Паре 711-го – взлёт разрешаю».
Полностью зажимаю педалями тормоза и двигаю РУДы (Рычаги Управления Двигателем) вперёд до 80%, турбины завывают громче. Слышу слегка возбуждённый голос Василия – «Готов». Двигатели ревут, самолёт дрожит, показатели в норме.
Вот обороты достигли заданных, и я отпускаю тормоза. Начинаю разбег.
Самолет вначале как бы нехотя, медленно, лениво, а затем все резвее и резвее, веселее и веселее набирает скорость. Следом, как привязанный, катится такая же, зелёно-жёлто-коричневая машина Василия.
Толчки, вибрация, потряхивания становятся всё реже, но мы всё ещё катимся по по- лосе, конец которой уже виден. Всё-таки нас сегодня крепко перегрузили!
Толчки всё слабее и вот на приборе скорость отрыва.
Я беру ручку на себя, плавно и уверенно. Самолёт поднимает нос.
Толчки прекратились, я в воздухе, и тут мимо мелькает конец полосы – нам её хватило!
Меня прижимает к спинке сиденья. Самолёт энергично идёт вверх, и напряжение спадает.
Оглядываюсь – Василий идёт сзади-сбоку, как и положено примерному ведомому.
Турбины ревут с натугой, всё-таки воздух разрежен, а под крыльями почти максимальная загрузка.
Высота уже 3000 метров. Переходим в горизонтальный полёт. Оглядываю показатели приборов – всё в норме. Прошли первые минуты полёта.
Настало время осмотреться. Взгляд на местность. Всё верно. Мы там и тогда, где и ко- гда нам положено быть. Выходим к точке поворота. Уточняю ориентиры, и вывожу своего «грачика» на новый курс. Скорость 720, высота 3200. Теперь можно и расслабиться. Минут на двадцать. Василий висит сзади.
Ревут двигатели и тут, я поневоле вспоминаю друга Ваню.
Его подбили из ПЗРК*. Вероятно «Стингером». Он задымил и сразу повернул к базе. Сообщил, что один двигатель выключился, а второй тоже не тянет и что он снижается. В этот момент его ведомого на выходе из атаки тоже зацепило, и он пошёл, качаясь, как пьяный, над самыми вершинами гор назад.
Ваня, вероятно, дотянул бы до полосы, если бы не засада духов. Те сидели на склоне горы и их ДШК* или ЗГУ* добили Ванин штурмовик. Никто не видел, где точно он был сбит. Никто не видел, где он катапультировался.
Мы знали только квадрат. Большой квадрат гор, ущелий, осыпей, маленьких долин с клочками чахлой зелени. Мы летали и искали его. Летали вертолёты, рискуя быть сбитыми.
Но не нашли ничего.
А через двое суток на связь вышли отбившиеся от своей группы раненые спецназовцы.
Их вывезли на вертолёте. Они, ещё в полёте, скрипя зубами от боли и горечи, рассказали, о том, как случайно оказались у одного кишлака, и видели, КАК подлыедушманы расправились с Ваней.
Оба парня были сильно изранены и не держались на ногах. Патронов у них оставалось по полрожка, поэтому они ничего не могли сделать, а только смотрели, хотя смотреть на ЭТО было нельзя.
Весь кишлак Хабейль, который считался мирным и нейтральным, зверски мучил Ваню, после того, как захватил в плен раненого после перестрелки. Они содрали с него кожу, с ЖИВОГО!
А потом все – от мала до велика, целый день, сыпали соль и перец на голое мясо, тыка- ли ножами в глаза, плевали. Даже старики, женщины, дети. И никто их не заставлял это де- лать. Потом отвезли и выбросили его на осыпь, километрах в трёх от кишлака.
Десантники, прилетевшие на вертолётах, забрали его. Там же на осыпи нашли останки и ещё трёх наших солдат со следами пыток. После этого всем стало ясно – кто устраивал засады и нападения на колонны наших машин на шоссе.
Ваню отправили в Союз, а мы поклялись, что кишлак заплатит за его мученическую смерть. Нам мешала нелётная погода – сильнейший ветер поднял в воздух тучи песка и пыли. Мы просто не нашли бы цель, а ещё вернее не смогли бы взлететь.
Теперь ветер стих, пыль и песок осели, насколько они вообще здесь могут осесть, и вот мы летим. «Как ангелы мщения» – приходит на ум фраза из прочитанной когда-то книги.
Почему-то вспоминается мелодия Вагнера «Полёт Валькирий». Она крутится в голове непрерывно и грозно, и по спине ползут мурашки. И одновременно в голове повторяется одна и та же фраза: «Вы, суки духовские, ответите сегодня все и за всё».
Смотрю на приборы. Всё в норме. Уточняю время и курс. Смотрю на серо-жёлто-корич- невую местность под самолётом. Так и есть, вон та скала, у которой мы должны сменить курс. Вокруг равнина с невысокими барханами. Поворачиваю на курс 90 градусов и тут слышу голос ведомого: «Справа – тридцать, удаление пять – пыль».
Смотрю – действительно вижу облако пыли. Это наверняка автомашины и наверняка это душманы. Запрашиваю КП, сообщив свои координаты, и ложусь в левый разворот. Чтобы протянуть время до получения ответа. И чтобы не вспугнуть — если это враги, и не ударить ошибочно по своим. КП молчит минуты три, затем отвечает, что наших в радиусе тридцати километров нет и это цель.
Слышу в наушниках, как ведомый облегчённо говорит «Ага!». Я произношу коротко: «Атака» и добавляю обороты двигателей. Мой Су полого пикирует, скорость нарастает. Вот уже и цель видна.
Василий шутит: «Ну вот, сейчас наши птички поклюют червячков».
Мы догоняем машины. Это три пикапа – вероятно, Тойоты. Они несутся по пустыне в ряд, оставляя за собой три шлейфа пыли. В кузовах за кабинами – душманы. Включаю прицел и лазерный дальномер «Клён». Вот раздаётся сигнал, они на расстоянии открытия огня и хорошо видны в прицеле. Включаю пушки. Уточняю наводку и жму на гашетку.
Спаренная пушка ревёт, мой «грачик» трясётся, а трассы летят наперерез Тойотам и накрывают их. Вспышки разрывов, пыль и дым закрывают их.
Вывожу самолет из пикирования и лечу по дуге, чтобы не потерять цель из виду.
Одна из машин кувыркается по бархану. Её накрывает облако дымного пламени. Из облака пыли встаёт высокий столб огня – значит, и вторая взорвалась.
Разворачиваемся и проносимся над ними.
Василий даёт залп из УБ-32. Среди огня и дыма искрят вспышки разрывов.
Пожалуй, он зря стрелял.
Однако в наушниках раздаётся спокойный голос: «У третьей, недобитки шевелились».
Отвечаю, что я их не видел, но раз добил – то он — молодец.
Он добавляет: «Там теперь чисто – гарантирую».
Мы вновь выходим на курс к цели и идём с набором высоты. Я размышляю о том, что если сзади действительно чисто, то никто не предупредит духов и удар будет внезапным, как удар молнии.
Василий вновь даёт о себе знать: «Командир, ты не думай там всё чисто, гарантирую, прилетим — увидишь. ФКП* всё отснял».
Отвечаю: «Смотри лучше, основное – впереди».
Мы летим на высоте 3500 метров. Внизу под нами проносятся серой полосой пески пустыни Регистан. Рассмотреть что-то можно только далеко впереди. А там уже растёт в пыльной дымке горная гряда. Там, за нею – цель.
Снова в голове звучит «Полёт Валькирий».
Сердце стучит под горлом и меня как будто в морозильник посадили.
Интересно, почему это сегодня такой мандраж?
И все-таки я напряжён и собран. Мысли у меня кристально чёткие, ясные.
В наушниках голос ведомого: «Ну и мандраж сегодня командир…
Как на выпускном экзамене и даже сильнее».
Молчу, затем отвечаю: «Это и есть экзамен…
Друг смотрит на нас – чего мы стоим…
Как отомстим за него и как помянём».
В наушниках одно слово: «Понял». И опять всё заполняет лишь гул двигателей да шелест и треск разрядов в наушниках.
Взгляд на приборы – всё в норме. А под нами уже вздымаются скалы. Идём вверх.
Вот уже 3800, 4000, 4500 и, наконец, 5000 метров. Рассматриваю местность и вижу впереди и левее гору с характерной вершиной. Она выглядит так, как будто какой-то великан разрубил её секирой. В этот пролом – проруб нам и лететь. За ней поворот влево и мы выйдем на цель.
Мы выйдем неожиданно и с той стороны, откуда нас не будут ждать. Поэтому наш первый удар мы нанесём в спокойной обстановке, а не под огнём и сможем точнее прицелиться, а щзначит и поразить цель – проклятый кишлак и всех его жителей – живорезов-шкуродёров.
Доворачиваю на пролом, следом доворачивает и Василий.
Говорю Василию: «Готовь оружие» — «Понял, готов».
Сам включаю ГЛАВНЫЙ переключатель — все цепи управления сбросом и стрельбой. Напоминаю ведомому: «Атака по плану».
Слышу ответ: «Понял».
Прибавляю обороты. Мой штурмовик разгоняется.
Ручку на себя, машина лезет вверх.
Подо мной, вокруг меня и довольно близко, в 50-70 метрах от крыльев скользят, сливаясь в сплошные серые полосы, скалы и растрескавшийся камень склонов.
Работаю рулём и элеронами. Самолёт чётко слушается любого моего движения. Молодец конструктор Сухой. Создать такой аэроплан – это надо уметь.
Прямо скрипка Страдивари. Такое не каждому по плечу.
Мой «грач» пролетает с креном между двух близко стоящих скал и вырывается на простор. Горы остались сзади. Взгляд влево – вот он кишлак. Взгляд назад — ведомый уже пристроился сзади.
Довернув на цель, перевожу самолет на пикирование. Отсюда они нас не ждут…
Кишлак занимает уже почти весь прицел. На нём мелькают цифры – расстояние до точки прицеливания. Очерёдность сброса бомб уже установлена: первая — четвёртая и вторая — третья.
Скорость растёт – уже 850, видны дувалы* и дома.
Ну, «грачик», давай, поклюём червячков-жучков! В наушниках звучит сигнал на сброс.
Атака, как из учебника. Всё расчетное: скорость, угол, высота.
«Доброе утро – жители кишлака Хабейль. Получите подарки и распишитесь».
Кричу: «За Ваню!», и жму на кнопку сброса бомб.
Самолет вспухает*. Первая и четвёртая – крайние, пошли вниз…
Две пятисотки – это только начало, это только разминка, живорезы поганые!
Повторяю атаку, уточняю прицеливание и снова жму на кнопку сброса.
Снова самолёт облегчённо подпрыгивает. Вторая и третья пошли…
«Держите, шкуродёры вонючие!»
В наушниках восторженный вопль ведомого: «За тебя Ваня! Ну, ты дал командир!
Вот это вмазал!».
Передо мной уже близко дома. Они очень удобно стоят – в ряд. Для Афгана — почти невероятное явление.
Даю залп четырьмя «С-восьмыми». И ещё, и ещё, и ещё.
Дымные следы ракет обгоняют мою «сушку», вспышки, дым, летящие обломки.
Но смотреть некогда, земля слишком близко. Я энергично тяну ручку на себя.
Перегрузка прижимает меня к спинке сиденья. Передо мной только небо.
Работаю рулём и элеронами и выхожу вправо на косую петлю.
Перегрузки спадают, лечу по дуге. Смотрю на кишлак.
Часть его затянута дымом. В одном месте виден пожар.
Среди домов мельтешат искры. Это душманы открыли огонь.
Что ж, это хорошо, что банда не ушла.
Мой ведомый сбрасывает свои «двести-пятидесятки» серией, которая перечеркивает кишлак длинной частой двойной чередой могучих взрывов. Две трети кишлака закрыло облаком пыли и дыма, в котором крутятся, порхают как бабочки какие-то обломки. Сквозь дымо-пылевую завесу проблескивает пламя разгорающихся пожаров. А хорррошо мы врезали!
«Так их Василий, … им за Ивана!» — кричу в исступлении.
Я вновь пикирую на кишлак. Внизу, как сверкают вспышки словно электросварка. Это ДШК и это они по мне стреляют. Трассы мелькают правее и выше, но всё равно рядом …
Делаю змейку, чтобы не дать «духам» точно прицелиться. Ловлю вспышки в прицел и даю залп. Доворачиваю влево, прицеливаюсь и опять залп. НУРСы резво мелькнули и воткнулись в дома и дувалы, взорвались и всё заволокло огромное облако пыли и дыма. Внизу-впереди – вспышки разрывов. Я вдруг успокаиваюсь.
А точно я ударил – отстранённо и без эмоций проносится краем моего сознания мысль. Как будто это кто-то посторонний, смотрит, стреляет, думает.Без эмоций и переживаний.
Вспоминаю не к месту почему-то строки Лермонтова, подразумевая себя: «пустое сердце бьётся ровно, в руке не дрогнет пистолет…». Правда у меня не пистолет, а 30мм двухствольная автоматическая пушка ГШ.
Странно, столько мыслей и событий происходит и крутится в голове одновременно. Момент-то вроде совсем неподходящий…
В наушниках опять Василий. Даже искажения не могут скрыть восторг в его голосе: «Ну, ты командир даёшь …! Все бомбы в пятак и НУРСы — как гвозди за…..л!».
А тем временем, после попаданий, цели заволокло пылью и дымом, но вспышек ДШК больше нет. Ручку на себя и горка с разворотом.
Крен и перегрузка на грани сваливания – это опасно, но так я скорее развернусь, увижу цель и прицелюсь. Так меньше радиус разворота.
Осматриваю кишлак. Несколько вспышек искрят внизу, в необработанной части кишлака.
«Василий – ножницы»— кричу я и увожу свой штурмовик в сторону. Разворачиваюсь, и на фоне неба, вижу далеко впереди Су ведомого, летящий мне навстречу. Кишлак не видно, но столбы дыма и пыли – хороший ориентир.
Полого пикируем на кишлак. Найти цель нелегко. Всё в дыму.
Летим медленно, всего — 500 километров в час. Высота 300 метров. Сквозь пыль вижу целые дома, высокие дувалы*. Оттуда как электросварка сверкают вспышки очередей.
Опять ДШК! Суки, сколько же их у вас?
Даю в упор залп из восьми С-8. Результат увидеть не успеваю. Всё промелькнуло под крылом слишком быстро. Надо выводить!
Набираю высоту, разворачиваюсь и осматриваюсь.
Пыль немного осела, и стали видны пока ещё целые дома и дувалы окружающие их.
Василий, пристроившийся рядом, вдруг круто пикирует и выпускает НУРСы* по трём домам и дувалам вокруг них.
Затем он вновь пристраивается ко мне и докладывает: «У меня на один залп и пушки».
Командую ему: «Присмотрись, а я ещё раз пройдусь НУРСами».
На окраине вижу два уцелевших дома за высокими дувалами. Нужно их обработать…..
Поворачиваю на них, прицеливаюсь и, тут же над ними заискрили вспышки выстрелов и очередей.
Что за чёрт, плодятся они что ли, откуда только и берутся?- проносится краем сознания мысль, пока руки и ноги автоматически делают то, что нужно – нацеливают мой Су-25 на эти дувалы. Вот они в рамке прицела и я жму на спуск. Стая С-8 уносится к ним, и всё исчезает в огне и дыму.
Нам их не жаль. Никого. Они звери. Они жестоко мучили Ивана.
Сейчас пришла расплата, всем.
Они могли бы жить, если бы взяли Ивана в плен или просто убили его.
Но то, что они сделали, не может быть забыто или прощено.
Тем более у них не было повода для таких зверств.
Кишлак ни разу не бомбили и не обстреливали. Их считали мирными. Им давали муку и сахар, керосин и дрова, соль и лекарства, доски и посуду. И банда в кишлаке не пришлая, а своя, из его жителей. Теперь-то всё стало ясно. К сожалению – поздно!
ХАДовцы* узнали о банде всё.
Мулла Ахмед, главарь банды – хитёр. Был. Они ходили далеко, за тридцать километров, чтобы нападать на наши блок-посты и на колонны. Но сегодня Аллах отвернулся от него. Аллах велик, но терпение его не безгранично и сегодня оно закончилось.
Сегодня день Возмездия, день Мести.
Мы разворачиваемся и мчимся к кишлаку. Уцелевшие дома растут на глазах.
Вот они в рамке прицела, и я жму кнопку пуска НУРСов.
Они огненными кометами вылетают из-под крыльев, обгоняют самолёт и втыкаются в стены, в крыши, во дворы, вздымая тучи пыли и обломков.
Подъём и разворот. Василий пристраивается, и мы медленно летим рядом, огибая горящие развалины кишлака по дуге.
Василий оживлённо спрашивает: «Командир – подметём улицы?»
Отвечаю: «Да. Нехорошо оставлять улицы неметенными».
Снижаемся и полого пикируем, крыло к крылу, к кишлаку. Стреляем из пушек.
Далеко впереди нас по улицам, разбитым домам, кучам мусора бегут пыльные, искрящиеся дорожки разрывов маленьких, злых снарядов наших автоматических пушек.
Василий радостно объявляет: «Кто не спрятался – я не виноват».
Какие-то суетящиеся тени мелькают на пути этих искрящихся дорожек и пропадают под крылом. Выносимся в долину, горка с разворотом и новая атака.
Навстречу заискрили очереди двух пулемётов.
Мы атакуем их, и они исчезают в облаке пыли.
Командую ведомому: «Уходим». Засекаю время — 7 часов 16 минут.
Мы уходим с набором высоты за горы. Набираем 8000 метров, разворачиваемся и по широкой дуге обходим кишлак. Прошло 9 минут. Пора нанести им прощальный визит. И мы круто пикируем, приглушив двигатели со стороны солнца. На 800 метрах переходим в пологое пикирование и вот перед нами кишлак. Пыль уже наполовину осела, и мы видим суетящиеся фигурки духов.
Кричу ведомому: «Подметай, Василий!»
Ловим фигурки в прицел и стреляем. Пыльные дорожки разрывов вновь пересекают фигурки на развалинах кишлака. Выпускаю последние ракеты по скоплению духов, бегущих к зелёнке и арыкам.
Последние духи и последние ракеты…
В наушниках раздаётся искажённый ретрансляцией голос нашего КП: «Грачи, сообщите результат».
Смотрю на указатель топлива и вижу, что нам его осталось только на обратный путь. Спокойно докладываю КП: «Дело сделано. Грачи возвращаются в гнездо».
Мы набираем высоту, на душе спокойно и мирно. Нет того напряжения, что было при взлёте и полёте. Ваня, мы за тебя отомстили, говорю я мысленно. Боекомплект израсходован весь, за тебя друже. За лучшего из нас.
Мы сделали всё что могли и сделали хорошо. Ты и сам не смог бы сделать лучше.
Бог приветит тебя в солдатском раю. Прощай!
Солёная влага щиплет глаза. Прости, если что не так. Мы позаботимся о твоём сыне и расскажем ему, каким асом и человеком ты был и как хотел сводить его в цирк и на рыбалку. Мы покажем ему фильм, снятый сегодня нашими фотопулемётами, фильм о том, как мы отомстили за его отца и нашего лучшего друга.
Раздаётся сигнал – дальний привод. Нам дают условия на посадке: на аэродроме уже плюс семнадцать. Идём высоко над горами. Смотреть не на что, да и надоела нам эта картинка до чёртиков. Всё внизу однообразного серо-жёлто-коричневого унылого цвета.
Наконец слышу сигнал ближнего привода* и мы выходим на посадочную глиссаду*, крутую, чтобы быстро и безопасно сесть. Чтобы не сбили духи. Шасси выпущено, механизация в посадочное положение, газ уменьшить. Мы с Василием садимся как на параде. Даю выстрел сигнальными раке- тами – салют по Ивану.
Касание колёс о бетон, тряска, толчки, которые становятся всё слабее, освобождаем полосу и наши «грачи», покачиваясь на неровностях, катятся по рулёжке на стоянку.
Разворачиваемся и выключаем двигатели.
Нас встречают почти все. Открываю фонарь, отключаю всё, отстёгиваюсь и встаю.
Технари приставили стремянку, и я спускаюсь на пыльную землю. Все смотрят на меня.
«Мы отомстили за Ивана, кишлака больше нет», говорю я просто.
Все собравшиеся, дружно, как один человек выдохнули: «Так их, сук».
Все знали, что мы сделаем дело как надо, но всё равно пришли встречать нас.
Замкомполка громко объявил: «Все по местам, готовить технику.
Много заявок от войск. Сегодня будет горячий день».
Как будто в Афгане бывают не горячие дни, думаю я про себя, и иду докладывать о выполнении задания. Все расходятся по стоянкам и местам.
Наши «сушки» облепили технари. Идёт после- и предполётная проверка. Вооруженцы уже везут к горячим после вылета «грачам» тележки с бомбами и ракетами, ящики с лентами к пушкам. В отдалении приглушенно гудят моторы заправщиков.
На КП коротко, без беллетристики, докладываю о результатах вылета. Комэск и замкомполка жмут руки и тут же раскрывают карту. Нам показывают новые цели, объясняют обстановку и план атаки. Мы смотрим спокойно и отстранённо.
Всё это значит, что до вылета у нас не более 40 минут и за это время нужно успеть позавтракать. Идём в столовую. Обвальный грохот взлетающих «Мигов» не мешает нам.
Мы медленно и тщательно жуём. Нужно набраться сил. День только начался.
— — — — —
Кунг – будка с окнами и дверью с грузовика, использовалась как жильё.
Бомботара – тара из досок, брусков, в которой привозили бомбы и ракеты, использова- лась для строительства помещений на аэродромах.
«Грач, грачик, сушка», Су-25 – хорошо бронированный штурмовик, несёт 4 т бомб\ ракет, 2-ствольную 30 мм автоматическую пушку, с 2 турбореактивными двигателями.
Стечкин = АПС – автоматический пистолет Стечкина, 20-зарядный, стреляет очередями.
АКС – автомат Калашникова со складным прикладом для десантников.
ФАБ-250, ФАБ-500 – фугасные авиабомбы массой в 250 и 500 кг.
Блок – пусковое устройство из труб на 20 неуправляемых ракет С-8, калибром 80 мм.
Блок УБ-32 – пусковое устройство на 32 ракеты С-5, калибром 57 мм. Уже устарел.
Пушечный контейнер – подвесной контейнер с двухствольной пушкой ГШ-23, калибром 23мм и 250 снарядами. Скорострельность = 2500 выстрелов/мин.
ЖПС – журнал приёмки самолёта.
Рулёжка – дорожка для выруливания самолётов на взлётную полосу со стоянок.
ПЗРК – Переносный Зенитно-Ракетный Комплекс. Ракета массой до 15 кг, запуск из контейнера с плеча. Самонаведение на тепловое излучение турбин. Широко известны ПЗРК «Стрела» и «Игла» (СССР), «Рэд Ай» и «Стингер» (США), «Блоупайп» (Англия). Дальность действия до 5 км, высота до 3-4 км.
ДШК – крупнокалиберный зенитный пулемёт Дегтярёва-Шпитального-Комарицкого, калибром 12,7 мм времён войны. К душманам попадал из Китая и Пакистана.
Самолёт вспухает – после сброса бомб\ракет самолёт становится легче и рвётся вверх.
Дувал – высокий до 3 м и толстый, до 1 м забор из глины, армированной камышом или прутьями, окружающий двор и дом афганцев.
ЗГУ – Зенитная Горная Установка — зенитный, крупнокалиберный пулемёт КПВ калибром 14,5 мм, на разборном горно-вьючном станке. Ещё мощнее, чем ДШК.
НУРС – НеУправляемый Реактивный Снаряд: С-5, С-8, С-13, С-24. Цифры это калибр в см.
ФКП – фото-кино-пулемёт, регистрирует результаты стрельбы.
ХАД – контрразведка правительства Республики Афганистан, тесно сотрудничала с войсками 40-й армии, находившейся в стране. Ближний привод – радиотехническая система, для наведения самолёта на аэродром.
Глиссада – воображаемая линия снижения самолёта при посадке. Пилот должен точно выдерживать её, чтобы совершить правильную, безопасную посадку.