Героям жить в веках!

Член Совета ОО “ВХД “Вера и честь”  писатель   Владимир ЗАЙЦЕВ

«Героям жить в веках!» сборник рассказов

 

                                Храбрый егерь 1812 года

Стояло жаркое лето 1812 года. Французские войска и наёмники Наполеона, и прочий, охочий до грабежей сброд, собранный со всей Западной Европы, завоёванной им к тому времени,  двигались на восток, надеясь пограбить богатых «московитов».

Однако армии этих самых московитов оказывали неожиданно сильное сопротивление. Уже в первые дни и недели французы и союзные им поляки, немцы, итальянцы,  испанцы и прочие грабители из «цивилизованной» Европы начали своими головами платить за безумную мечту Наполеона стать властелином мира.

Русские полки и дивизии давали сражения при соотношении сил часто достигавших три и даже четыре захватчика против одного русского. Они отступали после боя, но враг не мог их преследовать, потому что ему приходилось долго разгребать кучи своих убитых и раненых солдат и офицеров, предавать их земле.

Именно летом 1812 года на белорусской земле появились первые «французские курганы». Позже добавились осенние и зимние курганы. В них захватчики обрели ту землю, захватить которую они так жаждали.

В боях при отступлении отличились все русские войска. Но наибольшее количество стычек с врагом было у казаков, гусар и егерей. Эти виды войск были наиболее мобильными и обученными, их боевой дух был наиболее сильным. Поэтому они малыми отрядами, иногда не достигавшими и сотни человек, нападали на фланги захватчиков, нападали на их тылы, их обозы, в которых французы везли порох и пули, ядра и хлеб, униформу и сапоги, ружья и муку.  Они или отбивали это и увозили в стан наших войск или сжигали. Портили, рассыпали и топили в болотах, которых тогда было раз в пять-шесть больше, чем сейчас.

Полки егерей действовали рассыпным строем, побатальонно и поротно, меткой стрельбой из засад встречая колонны врага в подходящих для этого местах. Их основной целью были вражеские офицеры, артиллерийская прислуга. Егеря были тогда в русской Императорской армии самыми подготовленными солдатами, умеющими воевать в одиночку и в составе малых подразделений.

В один из дней на подступах к Смоленску появились бесконечные колонны французов. Болота не давали им двигаться по несколько колонн в ряд. Тем более, что впереди была река, которую нужно было переходить по узкой дамбе и полуразрушенному мосту. По этой дороге войска могли бы двигаться по трое в ряд, но отступающие русские войска перекопали и разрыли эту дорогу.  Поэтому французам пришлось идти по одному, огибая, перепрыгивая глубокие рытвины и ямы, заполненные водой и грязью.

Когда первый француз дошёл до середины дамбы, с противоположного конца дамбы, поросшего толстыми старыми ивами, прозвучал выстрел и француз упал в грязь. Потом выстрелы зазвучали один за другим, и почти каждый укладывал француза в грязь.

Казалось, что стреляют человек двадцать. Стену деревьев, из-за которой летели пули, заволокла густая пелена дыма. Однако выстрелы продолжали раздаваться один за другим и вскоре на дамбе на осталось ни одного живого француза. Несколько раненых с криками и стонами уползли назад.

Выстрелы стихли. Французские офицеры построили один батальон и солдаты начали залпами стрелять по деревьям. Офицеры стояли рядом и взмахами шпаг подавали сигнал на залп. Казалось, что на том берегу реки не могло уцелеть ничто живое.

Однако один из офицеров вдруг упал как подкошенный. Его голубой мундир залила кровь. Почти сразу рядом упал ещё один, потом ещё и ещё. Когда пять офицеров, мёртвые или раненые, распростёрлись на мокрой болотистой земле — стрельба прекратилась. Некому стало подавать команды, а уцелевшие попрятались.

Командир французского полка приказал своим кавалеристам атаковать через дамбу, в надежде, что часть всадников успеет проскочить на другой берег реки.

Два десятка кавалеристов в красивых мундирах, в шлемах с перьями пришпорили коней, но уже в самом начале даже без русских выстрелов три коня попали ногами в ямы и упали, покалечив своих всадников. А затем навстречу кавалеристам зазвучали выстрелы. Меткие пули валили коней и вышибали всадников из сёдел. Вскоре шестеро уцелевших повернули коней. До своего берега добрались только четверо, причём двое уже пешком.

Батальон солдат ещё дважды пытался плотным огнём поразить стрелка. Однако он поражал офицеров, а солдаты, оставшись без командиров, прекращали огонь. Попытки под прикрытием огня пройти по дамбе заканчивались смертью храбрецов. Вот уже вся дамба покрылась убитыми и ранеными французами и лошадьми.

В этот момент к дамбе подъехал генерал. Он обругал своих офицеров и сказал, что из-за того, что они задержались на этой переправе, русские войска сумеют оторваться от преследования и построить укреплённые позиции. Он приказал выкатить пушку и разбить на другом берегу все деревья, за которыми прячутся русские стрелки. Французы выкатили на открытое место пушку и открыли ядрами огонь по деревьям.

Ядра при попадании перебивали ствол дерева, оно падало и у стрелка появлялось ещё лучшее укрытие. Вскоре все деревья у дамбы были разбиты и лежали кучей, из-за которой по-прежнему звучали меткие выстрелы, на сей раз выбившие артиллеристов у пушки.

К пушке встали новые артиллеристы, а пехотинцы сделали для них укрытия из связок нарубленных прутьев. Мерно ухала пушка, свистели ядра и разрывные бомбы, засыпавшие всё осколками. Ядра и бомбы медленно, но верно перемалывали в щепки стволы лежащих деревьев. Вскоре выстрелы из-за обломков стихли.

Солдаты убрали с дамбы погибших, другие в это время присыпали ямы и первый батальон двинулся на другой берег. Офицеры решили посмотреть, сколько же русских стрелков было на другом берегу.  Они подъехали к завалу из разбитых ив, и нашли среди них только одного русского воина.  За разбитым в щепки толстым обломком ствола лежал погибший русский унтер-офицер в зелёном мундире егеря. Вокруг него лежали пустые сумки от патронов, и несколько разбитых ружей и штуцеров. Документов у погибшего не оказалось. Французы очень сильно удивились беспримерному мужеству и воинскому умению этого русского Воина.

По дневникам  французов, присутствовавшим при этом подвиге, известно только то, что на мундире павшего героя были эмблемы Минского егерского полка, сформированного в 1806 году.

Французские офицеры приказали с почестями похоронить героя, имя которого так и осталось неизвестным. Нам же известно только одно – он был белорус, наш земляк.

Неважно, что это было 206 лет тому назад — он погиб, защищая НАШУ землю.

      Вечная память Герою!

 

 РЯДОВОЙ   20-го   И   УНТЕР-ОФИЦЕР  21-го  ЕГЕРСКИХ ПОЛКОВ

В 1812 году в русской армии было 50 егерских полков. Егеря действовали в бою рассыпным строем, в основном про­тив неприятельских офицеров, отличались меткой стрельбой.

 Вот как писал о мужестве, героизме и боевом мастерстве русского унтер-офицера Минского егерского полка майор французской артиллерии художник Фабер дю Фор (события происходили во время боёв за Смоленск 17 или 18 августа):

«Среди вражеских стрелков, засевших в садах на правом берегу Днепра, один в особенности выделялся своей отвагой и стойкостью. Поместившийся как раз против нас, на самом берегу за ивами и которого мы не могли заставить молчать ни сосредоточенным против него ружейным огнем, ни даже дей­ствием одного специально против него назначенного орудия, разбившего все деревья, из-за которых он действовал, он все не унимался и замолчал только к ночи.

А когда на другой день на переходе на правый берег мы заглянули из любопытства на эту достопамятную позицию русского стрелка, то в груде иска­леченных и расщепленных деревьев увидали распростертого ниц и убитого ядром нашего противника унтер-офицера егер­ского полка, мужественно павшего здесь на своем посту».

Бригадным командиром 20-го и 21-го Егерских полков был генерал-майор И. Л. Шаховской. Оба полка состояли в 1-й Западной армии, 3-м корпусе генерал-лейтенанта Н. А. Тучкова, в 3-й пехотной дивизии.

При общей егерской форме 20-й полк имел желтые погоны, 21-й — светло-синие с цифрой «3».

В апреле 1813 года 20-му Егерскому полку были пожало­ваны знаки на кивера с надписью «За отличие», тогда же за отличие обоим полкам был пожалован «Гренадерский бой».

 

   ШТАБ-ОФИЦЕР  МИНСКОГО  ПЕХОТНОГО  ПОЛКА

Минский пехотный полк был сформирован 16 августа 1806 года. В 1812 году находился в составе 1-й Западной армии, во 2-м корпусе генерал-лейтенанта К. Ф. Багговута, в 4-й пехот­ной дивизии.

Полк участвовал в сражениях под Смоленском, при Бородине, Тарутине. Командовал полком полковник А. Ф. Красавин. В наградном списке офицерам, отличив­шимся мужеством и храбростью в сражении при Бородине, о командире полка сказано: «Предводительствовал вверенным ему полком с примерною неустрашимостию и, находясь под сильным пушечным огнем, действовал отлично и подавал подкомандующим своим пример личною храбростию, причем получил сильную в ногу от ядра контузию».

В заграничном походе Минский пехотный полк принял уча­стие во многих сражениях, 18 марта 1813 года вступил в Париж.

При общей пехотной форме Минский полк имел темно-зеленые погоны с красной выпушкой и цифрой «4». Форма штаб-офицеров не отличалась от общевойсковой пехотной офицерской, но штаб-офицерские эполеты были с тонкой бах­ромой, репейки на киверах — с блестками, ботфорты — со шпорами и раструбами.

В походе офицеры носили общеармей­ские серые рейтузы. У штаб-офицеров и адъютантов в седель­ных кобурах были пистолеты, кобуры прикрывались чушками (своеобразный элемент украшения из сукна)

Чепраки (сукон­ное декорирующее украшение под седло лошади) и чушки у конных офицерских чинов были темно-зеленого цвета с выкладкой из красного сукна и галуна.

   

 Врагу не сдаётся наш гордый Варяг…

 

Peter (Pyotr) Maltsev, Cruiser Varyag.

У моряков русского флота есть благородная традиция не сдаваться никакому врагу

и драться до последнего заряда и человека,  чтобы  даже и смертью своею нанести ему тяжкие потери и напугать величием и несгибаемостью своего духа. Многие думают, что она началась при Императоре Петре 1.

Однако, история русского, славянского флота намного древнее. Если заглянуть вглубь веков и полистать ветхие страницы немногих сохранившихся документов и просто записи народных преданий, собранные фольклористами, то обнаружится очень много неизвестных нам страниц о героических деяниях наших славных предков, не щадивших своей жизни в борьбе с врагами Руси и Веры Православной.

 

Нет  уз  крепче  товарищеских…

Крымтатары и их покровители – турки, грабили Причерноморье и южные окраины Руси, Великого Княжества Литовского – сегодняшней Белоруссии и Украины, Польши, Румынии и Болгарии. Но жили в те времена безмерно храбрые и гордые люди, всегда готовые отомстить врагам, угонявшим в плен жителей Южного Порубежья.  Они не считали врагов – они их били и считали, что враг за свои преступления, за обиды и грабежи славян должен ответить. Неважно чем – имуществом или головой. Но ответить обязательно. Люди эти звались казаки.

Запорожские казаки, которые, как известно, держали в страхе северное побережье Турции, в 15 – 17 веках, как-то в очередной раз отправились «за зипунами», т.е. за военной добычей, которую они захватывали в Крыму, на побережье Болгарии и Румынии, оккупированных турками, а также на побережье самой Турции.  Для этого они снарядили свои лёгкие, но мореходные челны,  называвшиеся чайки и отправились по Днепру вниз,

а потом и через Чёрное море.

С помощью попутного ветра надувавшего полотняные паруса они быстро пересекли Чёрное море и на рассвете напали на Трапезунд. Турки как всегда кейфовали, не были готовы к обороне, и запорожцы легко взяли добычу – «зипуны», как они говаривали.

Не нужно думать, что казаки брали только зипуны — так тогда называли верхнюю одежду, нечто вроде кафтана или матерчатой долгополой куртки. На самом деле военной добычей тогда была не только одежда, ткани, драгоценности. Если было время для погрузки и возможность увезти с собой, то брали всё — запасы металлов, пороха, ядер, продовольствия, амфоры с винами, мебель, посуду, инструменты, кожи и многое другое.

Они без помех нагрузили свои чайки добычей и отправились домой, на север,  к устьям Днепра и Дона. Но обратно им пришлось идти против ветра. Чайки очень плохо ходили под острыми углами к ветру, и запорожцам часто приходилось садиться за вёсла.

А турки послали в погоню за ними настоящие морские боевые корабли,  на которых стояли большие пушки – штук по 30-40-50.  Команды на каждом было более 500 человек.

На чайках же было всего по 40 — 50 казаков и по 4 маленьких пушки — фальконета*. Силы были слишком не равны. Турки знали, куда плывут казаки и довольно быстро стали их догонять. Когда на горизонте появились мачты и паруса турецких кораблей, то поняли  запорожцы, что им не уйти с добычей,  да и без добычи, против встречного ветра тоже не уйти.

Сошлись чайки вместе и стали казаки обсуждать, что делать.  Все высказались единодушно,  что нужно драться до последнего заряда и человека и лучше погибнуть в бою, чем попасть в плен.  Они знали, что турки сажали казаков на кол, пытали их и мучили и, в лучшем случае, продавали в рабство в арабские страны, откуда не было возврата или сажали прикованными гребцами на галеры, на верную и долгую смерть.

Только один казак,  походный атаман Иван Сокол молчал.  А потом сказал, что незачем погибать всем, если может погибнуть только один и спасти всех. Удивились казаки, и спросили,  как это один может быть сильнее всех и всех спасти?

Иван объяснил, что на его чайку нужно передать все бочонки с порохом и почти

всю смолу, а ещё передать рулон и куски самых ярких и блестящих, дорогих тканей.

Подумал атаман, осмотрел своих побратимов, казаков запорожских и продолжил:

        «Этими тканями я накрою бочки с порохом и горшки с расплавленной смолой.

Я подниму белый флаг, а когда турки подплывут близко,  то крикну им, что сдаюсь,

 и что казаки за себя оставили всем воинам-османам выкуп.

        Турки подойдут  и сцепятся крючьями с чайкой, чтобы забрать меня и выкуп.

Тут-то я и зажгу фитили на бочках, и, пусть Боже Правый примет мою душу…

А проклятые басурмане полетят к своему Аллаху. А вы, как вернётесь на Сечь,  то закажете за меня поминальный молебен, и выпьете вина за упокой моей души».

Замолчали казаки, услышав такие речи. Потом молча сняли шапки и низко, в пояс поклонились Ивану Соколу и сказали:  «Ты атаман наш, как скажешь, так и будет».

Однако старый казак Мыкола Перебийнос сказал: «Атаман, ты один не справишься со всеми этими делами. Нужно, чтобы с тобой пошли ещё два казака».

Тут-то и поднял свою пищаль храбрый казак Мишка Рваный, и крикнул, что пойдёт

с атаманом, потому как он хорошо по-турецки говорит. И тут же достал из ножен свою верную саблю, поцеловал её и отдал с ножнами своему другу Гришке Гатиле. И сказал только, что пусть она доброму казаку ещё послужит, поможет Веру православную и землю Русскую от басурман кровожадных,  ляхов подлых и иных ворогов оборонять.

Встал тут и второй казак, Якуб Бусел, бывший беглый холоп магнатов Радзивиллов из села под Могилёвом. Он убил радзивилловских войта и стражников за насилие над своими родичами и сумел добраться до Запорожской Сечи,  на которую пришёл не с голыми руками,  а с оружием, с панской саблей, ружьём и двумя пистолями.

Бусел был на Сечи недавно, но уже уважали его казаки за слово справедливое  и верное, за помощь братскую, за то, что всегда он за тяжёлый конец бревна брался, и никакой работы не чурался. И любая работа в его руках спорилась. И, ещё за то, что он,

как и любой казак,  в бою за спинами друзей от врагов не прятался.

Был он трижды ранен в походе за «зипунами», когда прикрывал отход раненых казаков, ослабел, сидел на лавке перевязанный и молвил с трудом,  медленно и тихо:

«Братья казаки,  рана моя, как и моя доля – тяжкая…

Мне уж не быть казаком после неё, да и жить видно тоже недолго осталось…

Лучше я пойду с моими братьями и ЗА ДРУГИ СВОЯ погибну, но и басурман много сгублю, чем обрубком у вас на шее буду.

         Коль заслужил, то помяните и меня, своей молитвой и своей чаркой…

 А вы живите, сколь Бог даст, и за землю Русскую и Веру нашу Православную и Правую  стойте крепко, не пускайте к нам ни турок, ни ляхов, ни угров, ни тевтонов, ни прочих чужинцев».

Поклонились казаки своим братьям в пояс и быстро перегрузили порох и смолу на одну чайку. Накрыли сверху поволоками, узорочьем, шелками и аксамитами. На печурке горшки со смолой разогрели, к бою приготовили. В бочки с порохом фитили вставили

и заготовили три факела, чтобы если турки в них стрелять начнут, то кто-то, хоть один, успел фитили те зажечь.

Попрощались казаки, налегли на вёсла и поплыли домой, в Запорожскую Сечь.

А три храбрых и стойких, верных и братолюбивых казака в чайке остались.

Подплыли к ним турки. Хотели стрелять, да видят — на мачте белый флаг висит, а сама чайка недвижно на волнах качается. Подплыли турки ближе – смотрят на ней поволоки, аксамиты и узорочье на тюках лежит.

Закричал тут Мишка Рваный по-турецки: «Аллах Акбар, илляхи … Мы решили перейти в веру вашу мусульманскую и потому сдаёмся и за себя выкуп даём поволоками

 и всем добром и золотом, что в чайке лежит».

Обрадовались турки. Приказал их капудан-паша сцепиться с чайкой,  чтобы добычу               легче было переносить на турецкие корабли. И как только крючья врезались в её борта,               то вылили казаки расплавленную смолу на поволоки и зажгли горящими факелами фитили в бочках с порохом.

Взорвался порох, разорвал и поджёг поволоки, пропитанные смолой, и бросил их вместе с обломками чайки на турецкие корабли. Пробил взрыв дыры в бортах, доски их разъехались, и потекла внутрь турецких кораблей потоками вода.

Многих турок, смотревших с бортов вниз, на чайку, перебило взрывом. Горящие куски тканей падали на просмолённые детали кораблей, на канаты и паруса, на палубу, поджигали их. А огонь гасить было почти некому и вскоре все три турецких корабля превратились в огромные костры.

А остальные чайки плыли на север, к устью Днепра, чтобы подняться по нему до острова Хортицы, на котором и была Запорожская Сечь, где казаки помянули своих геройских братьев, отдавших жизни за други своя.

И не один десяток раз ещё скрещивали казаки свои сабли с кривыми ятаганами турецких головорезов, защищая земли и народ русский, отбивая пленных русичей и

людей из иных государств, угнанных в рабство.

Известно, что в одном из походов казаки взяли только монеты из золота и серебра, потому что не было в чайках свободного места из-за множества русичей, освобождённых из турецкого рабства. Многие рассказы о смекалке и героизме казаков читаются ныне как фантастические истории.

НО ТАК БЫЛО и память о казаках-героях пусть живёт в наших сердцах!

—  —  —  —  —

Чайка.

        Казацкое небольшое лёгкое мореходное судно длиной до 21 м, со съёмной

мачтой и прямым парусом. Имело до 20 пар вёсел, и вмещало до 50 человек, 1-4 лёгких пушки и припасы на месяц плаванья. Основу-киль обычно выдалбливали из толстого дубового бревна, борта наращивали досками. Снаружи к бортам привязывали пучки высушенного и просмоленного тростника, который обеспечивал непотопляемость чайки.

Фальконет.

        Лёгкая пушка, массой до 100 кг на колёсном сухопутном лафете. Морские лафеты были легче.  Её калибр был небольшой:  25-50 мм. Стреляла картечью и ядрами.

На кораблях использовалась для зачистки палубы вражеского корабля перед абордажем или для того, чтобы сорвать абордажную атаку врага.

Запорожская  Сечь.

        Мини-государство казаков, существовавшее с начала 16 века и до конца 18 века на днепровском острове Хортица и вокруг него. Оно находилось в формальной зависимости от Польши, а позднее от Московского государства и Российской Империи. Населено оно было казаками – профессиональными воинами, чьё мастерство берёт начало от воинов князя Святослава и княжих дружинников, сражавшихся с монголо-татарами. Поэтому в  их военном искусстве много значили хитрости, маскировка, засады и прочие приёмы, заимствованные у ордынцев и других противников, характерные в наше время для действий партизан и спецназа. Наследниками их воинского мастерства были казаки-пластуны Кубанского казачьего и других казачьих войск.

        Морскими набегами на противника славян – Оттоманскую империю турок, занима-лись они, по крайней мере, с 1538г. (Набег на Очаков) и до конца 17 века. Хотя отдельные походы предпринимались ими и наследниками их боевой славы казаками Всевеликого войска Донского ещё и в начале 18 века.

        С точки зрения геополитики их важная историческая роль заключалась в том, что

они,  не имея за спиной мощного государства и соответствующего экономического базиса, отстаивали неприкосновенность южных рубежей восточно-славянской цивилизации от экспансии турецкой исламской империи.

        Все их набеги подрывали экономику турецкого пограничья, вселяли в турок неуверенность, заставляли их отселяться вглубь страны, мешали созданию мощных баз для подготовки вторжения на Север.  Они заставляли турок распылять силы во многих

малоэффективных операциях против казаков, а постоянные военные неудачи турок в этих операциях, очень сильно подрывали моральный дух османов.

         К сожалению, враждебные славянам силы, сумели уничтожить большинство архивов Сечи и казаков вообще. Хотя, по сохранившимся преданиям, известно о многих ярких случаях героизма и самопожертвования казаков ради спасения своих боевых товарищей, ради победы православного воинства.

        Но всё же многие подвиги запорожских казаков, настоящих рыцарей и храбрейших воинов, презиравших смерть, и смело шедших в бой на многократно более сильного противника – остались нам неизвестными. Нам известен только результат их борьбы.

       Они отстояли в неравной борьбе рубежи нашей державы                              и вечная им за это Память и Уважение!

 

 

       Подвиг капитана  2-го ранга  САКЕНА  26  мая  1788  года

 

Шла очередная русско-турецкая война 1787-1791 гг., в ходе которой Российская империя продолжала отстаивать свои исконные отвоёванные земли в Крыму и

на побережье Чёрного моря, «прорубала  окно» на Юг,  перекрытое Османской империей.  Турки,  начавшие войну в 1787 году, хотели вернуть себе Крым. Им помогали французы – советники и специалисты:  артиллеристы,  моряки  и фортификаторы.

 

        18 мая 1788 года в устье Днепровского лимана прибыл турецкий флот. Для того, чтобы исключить внезапные его действия, в том числе вполне возможную и ожидаемую высадку десанта, по просьбе А.В. Суворова к Кинбурнской косе были высланы два небольших судна русской гребной флотилии для наблюдения за действиями турок и несения дозорной службы.

Однако вскоре из-за явного превосходства противника в силах и предполагаемых активных действий турецкой эскадры, командир флотилии капитан 2 ранга Остен-Сакен приказал дозорным судам направиться на соединение с главными силами. Одно из судов ушло к главным силам, а он сам на дубель-шлюпке остался и продолжил наблюдение.

26 мая 30 турецких галер и нескольких мелких судов, стоявших на якоре, внезапно подняли якоря и начали преследовать задержавшуюся дубель-шлюпку № 2 под командованием капитана 2-го ранга Иоганна Рейнгольда Остен-Сакена, немца на службе Российской империи.

Капитан Сакен понял, что уйти от преследования не удастся, и поэтому направил  8 членов экипажа на шлюпке к берегу для того, чтобы они передали командованию русской армии  сведения о турецкой эскадре и о том, что он в плен не сдастся и корабль врагу не сдаст.

Дубель-шлюпка № 2 в течение 4-х часов пыталась оторваться от преследователей, двигаясь по направлению к Херсону. Однако ветер был очень слабым, а турки имели преимущество в скорости за счёт того, что их галеры были легче на ходу и, кроме того, они использовали много вёсел. В устье реки Южный Буг турки догнали русский корабль.

Основные большие пушки дубель-шлюпки стояли на носу и стреляли только вперёд. Поэтому капитан Сакен развернул свой корабль навстречу туркам и встретил их меткими выстрелами. Турки, вначале растерявшиеся, видя своё огромное численное превосходство, решили взять русский корабль на абордаж, и начался неравный бой.

Русские моряки отчаянно и долго отбивались, нанося туркам тяжёлые потери огнём своих восьми небольших пушек и фальконетов и меткой стрельбой из ружей, но силы были неравны. Под градом турецких пуль и ядер члены экипажа погибали один за другим.

Когда огонь русских моряков почти прекратился, то две больших турецких галеры подошли к борту дубель-шлюпки вплотную и забросили на её борта абордажные крючья. Абордажные команды турок готовились перепрыгнуть не её палубу для абордажной схватки с несколькими последними моряками. Большая часть экипажа уже погибла или была тяжело ранена в бою, и спасения ждать было неоткуда. Следом, вплотную к дубель-шлюпке подошли ещё две галеры. С них на дубель-шлюпку тоже бросились турки.

 

В этот критический момент командир дубель-шлюпки, капитан  2-го ранга Сакен, единственный, оставшийся на ногах, принял решение взорвать свой корабль, но врагу не сдаваться. Он бросил факел в крюйт-камеру и запас пороха, хранившийся там, взорвался.

Капитан  2-го ранга  Сакен и все 43 члена отважного экипажа ду­бель-шлюпки № 2 погибли. Вместе с русским кораблём взлетели на воздух две галеры, сцепленные с ним,

а ещё две взорвались и погибли от пожара, возникшего из-за массы горящих обломков засыпавших их. Всего турки потеряли около 500 человек только убитыми и утонувшими.

За боем с берега наблюдал сторожевой разъезд казаков, который и сообщил о бое. Позднее сведения о бое были уточнены и после допроса пленных турок.

После этого боя турки, помня гибель своих галер и то, на что способны русские моряки, уже не рисковали больше идти на абордаж русских кораблей.

А русские моряки были до такой степени воодушевлены подвигом экипажа дубель-шлюпки и её капитана Сакена, что с утроенной храбростью бросались в бой на врага, и тот часто бежал, только увидев этот порыв. Это создало русским морякам огромный моральный перевес и обеспечило свободу маневра в сражениях, так как турки никогда больше не подходили близко к русским кораблям.

 

Мужчины из рода Остен-Сакенов долго с честью служили в Российском Императорском флоте и армии.  Именем капитана называли боевые корабли русского флота. А его подвиг стал примером для других русских воинов, оказавшихся в безвыходной ситуации.

Так во время Кавказских войн наши воины, оставшись в одиночестве трижды взрывали свои укрепления вместе с захватившими их ордами врагов.

Вечная Память и почёт Герою, который отдал жизнь за наши национальные интересы.

 

Дубель-шлюпка  —  небольшое плоскодонное парусно-гребное одномачтовое судно, длиной до 22 м, предназначенное для действий на мелководье у побережья и в устьях рек. Предназначалось для разведки, связи и несения дозорной службы. Вооружение составляло до 10-12 пушек, но только 2-4 были достаточно большими. Остальные были фальконеты. Экипаж мог достигать 50 человек. Вёсел было до 20.

Абордаж – рукопашный бой с целью захвата вражеского корабля. Использовалось холодное оружие и пистолеты. С мачт по палубе вражеского корабля стреляли меткие стрелки, выбивая офицеров. С надстроек стреляли по палубе вражеского корабля из фальконетов картечью. С середины 19 века, с развитием артиллерии абордаж, как способ боя, перестал использоваться.

 

 

 

Фрегат  «Аврора»

 

В 1854 году Англия и Франция поддержали своего союзника Турцию, и началась очередная война. На сухопутном фронте храбро сражался Севастополь, русские войска гоняли турок на Кавказе, отбивали нападения англо-французских эскадр на Кронштадт, Свеаборг и другие приморские крепости, порты и рыбацкие деревушки на Балтике.

Причём для обороны Кронштадта и Свеаборга впервые в мире использовали изобретённые русскими инженерами морские мины.

Однако эти колониальные державы, давно ненавидевшие русских, позарились и на наш Дальний Восток, решив пограбить удалённую от центра России местность, в которой тогда было мало вооружённых сил и вообще населения. К Петропавловску-Камчатскому подошла объединённая англо-французская эскадра и попыталась захватить город.

 

Войну ждали, и поэтому на Дальний Восток в середине августа 1853 года был послан

44-х пушечный фрегат «Аврора». Им командовал капитан 2-го ранга Изыльметьев. По пути им удалось обмануть эскадру врагов, пытавшуюся их перехватить, и оторваться от преследования.                                                                                                                                           19 июля 1854 года они прибыли в гавань Петропавловска-Камчатского. 17 июля они узнали о том, что война началась, и продолжили в полную силу подготовку к обороне города и порта.

18 августа у города, в Авачинской бухте появилась вражеская эскадра. Она состояла                                 из английских:  52-х и 44-х пушечных фрегатов, и 12-пушечного парохода,

И французских:  60-ти и 32-х пушечных фрегатов и 18-ти пушечного брига.

Всего у агрессоров было 218 орудий против 60 русских.

 

Им противостояла только 44-х пушечная «Аврора» и 12-пушечный транспорт «Двина».  На обоих русских кораблях пушки оставили только на одном борту, а с другого борта                 их сняли и свезли на берег, где устроили береговые батареи.                                                                                      Капитан 2-го ранга Изыльметьев понимал, что в открытом столкновении с намного            более сильным врагом у него нет шанса на победу, а поэтому он решил использовать особенности Авачинской бухты. Наши корабли стреляли из-за островов, выдвигаясь вперёд или укрываясь за ними.

20 августа англо-французская эскадра открыла огонь и вела его 10 часов. За это  время  они сумели подавить 1-ю и 4-ю береговые батареи, однако попытка высадки десанта             была отбита с большими потерями для них.  Авроровские артиллеристы,  матросы, солдаты и охотники уничтожили меткой стрельбой около 150 врагов.

Вражеские корабли получили много повреждений и прекратили бой.

24 августа подремонтировав корабли, англо-французская эскадра повторила                попытку высадки десанта, предварительно подавив концентрированным артогнём         батареи № 3 и 7.

Десант высадился с 2-х ботов и 23-х шлюпок. Однако стрельбой, а позднее и в                 яростной штыковой атаке десант был частично уничтожен. А немногие уцелевшие убежали в шлюпках, бросая оружие и амуницию. Всего агрессоры потеряли до 350 человек убитыми и вчетверо больше ранеными, часть из них умерла по пути домой.

Артиллеристы «Авроры» и береговых батарей сумели нанести вражеским кораблям               такие тяжёлые повреждения, что тем пришлось долго ремонтироваться, прежде, чем решиться отправиться в американские порты для большого ремонта.

Английский адмирал, не вынеся позора и боясь ответственности – застрелился.

Потери русских составили 37 убитых и 78 раненых.

Так защищали даже самый дальний кусочек своей земли наши Великославные Предки,

не помышляя о гуманизме к врагу, о плюрализме и демократии.

Они были  едины в Вере и убеждениях.

Они жили  по своим  традициям,  которым было несколько тысяч лет.

И именно благодаря такому единству и спайке,  Россия стала Великой державой и

побеждала своих врагов, несмотря на отдельные поражения.

Вечный Почёт и Уважение героям,  шедшим без колебаний  и 1 на 10.

 

 

 

Крейсер  «Варяг»

 

Наверх вы товарищи! Все по местам!

Последний парад наступает.

Врагу не сдаётся наш гордый  «Варяг»,

Пощады никто не желает…

 

Кто не знает этой песни, зовущей к борьбе, к победе?

Напоминающей о Героях, павших за  Наше счастье, за Нашу Свободу и Независимость?

Наверное, таких нет, если только они НАСТОЯЩИЕ русские люди.  Под русскими я подразумеваю наш триединый Русско-украинско-белорусский народ и всех других, единых с нами в жизни и нашей некогда Великой Державе.

Среди героев, сражавшихся в бесчисленных войнах за свободу и независимость нашего государства, были и русские и украинцы и белорусы. Они были одной боевой семьёй, и никто не различал и не выбирал того, кто прикроет его в бою, кто отведёт вражеский удар. Они были, есть, и я уверен в том, что они и останутся побратимами. Верными друзьями в труде и в любом бою.

Такими, какими они были на палубах крейсера «Варяг», который оказался в опасном безнадёжном положении из-за бюрократических глупостей. Он не имел права уйти из порта Чемульпо в Корее без разрешения дипломатического посланника.

Когда рано утром 26 января 1904 года канонерская лодка «Кореец» пошла по узкому фарватеру, чтобы разведать обстановку на выходе из портовой, довольно мелководной, узкой и длинной бухты в открытое море, то на неё напали четыре японских миноносца, атаковавшие «Корейца» тремя торпедами, которые не попали в цель.

Канлодка вернулась в порт. Утром же 26 января японский адмирал Уриу прислал на «Варяг» ультиматум, в котором требовал покинуть порт, или угрожал уничтожением русских кораблей прямо в порту. Американские, английские, французские и итальянские военные корабли отказались помочь русским кораблям – вывести их в море.

Это и неудивительно – наши  вечные  геополитические и  цивилизационные противники,  Англия и США, сделали всё для того, чтобы эта война началась.

Они долгие годы вооружали японцев и подталкивали их к войне, которая по их расчётам должна была обогатить их банкиров, убрать конкурента-Россию с дальневосточных рынков, нанести ей большие экономические и людские потери и потери авторитета.

В 11.20 наши корабли, закончив подготовку к бою, начали движение к выходу в открытое море. На выходе из мелководной бухты, мели которой очень сильно ограничивали возможность маневрирования и скорость наших кораблей, их ждала японская эскадра, которая была в пять раз сильнее них.

В неё входили 6 крейсеров и 8 миноносцев.

В 11.45 начался  тяжёлый и неравный бой, который закончился для наших кораблей

в 13.15, когда они бросили якоря на рейде г.Чемульпо.

Вражеские крейсера засыпали наши корабли градом фугасных снарядов. Они рвались на бортах и палубах, на надстройках, поражая осколками прислугу орудий, открыто стоящих на палубах и выводя из строя сами орудия.

Возникали пробоины и сильные пожары, с которыми боролись аварийные партии. Выходили из строя механизмы, которые матросы ремонтировали на ходу.

Наши корабли тоже вели частый и меткий огонь. От их снарядов получил тяжёлые и многочисленные повреждения броненосный крейсер «Асама», на котором было много убитых, и возник пожар. Через пробоины в броне многие помещения были залиты водой. Он был вынужден отвернуть в сторону, чтобы выйти из под огня для исправления повреждений.

Лёгкий крейсер «Такачихо»  получил такие серьёзные повреждения, и понёс такие большие потери, что был вынужден выйти из боя.  Из-за попаданий наших снарядов возникали пожары на других кораблях.

Японский миноносец, пошедший в торпедную атаку, был потоплен со всем экипажем.

Ещё один получил повреждения и вышел из боя.

Однако капитану Рудневу пришлось вернуться в порт, потому что крейсер потерял способность вести бой. При отходе его прикрывала огнём канлодка «Кореец».

Осмотр показал, что на «Варяге» погибли или были тяжело ранены все артиллеристы и многие матросы, заменявшие их. Они погибли от осколков, потому что орудия крейсера стояли открыто, и не имели даже щитов. Кроме того, 10 из 12 пушек главного калибра были разбиты или вышли из строя из-за поломок.

Боезапас главного калибра был почти весь расстрелян, крейсер выпустил 1105 снарядов,  а прицельный огонь на большие расстояния нельзя было вести, потому что дальномер был разбит.

В корпусе было много подводных и ещё больше надводных пробоин, а часть механизмов была уничтожена или сломалась от сотрясений при взрывах – такое было качество американской техники в то время – ведь этот крейсер заказали и построили в США.

В бою из экипажа в 573 человека было потеряно убитыми 34 человека и 188 ранено.

Руднев решил затопить крейсер, а канлодку взорвать.

Подвиг моряков русского крейсера вызвал большой патриотический подъём среди НАСТОЯЩИХ людей, хотя цели и причины войны были для народа чуждыми.  Однако тогда каждый честный гражданин Российской Империи чувствовал гордость за своих соотечественников и сопереживал им.

Да что говорить, этот бой вызвал симпатии к России со стороны простых людей во многих странах мира. А один немец написал такую песню, которая, будучи переведена  на русский язык, распространилась, стала народной. Её поют в минуты подъёма духа до сих пор, спустя 114 лет со дня боя.

Среди моряков крейсера были не только русские, но и уроженцы Беларуси.

                        Вечная слава  и  память им  всем!

—  —  —  —  —

Во время Великой Отечественной войны наши моряки из-за потери многих военно-морских баз и господства в воздухе вражеской авиации в начале войны, попали в очень сложное положение. В ходе боёв они показали массовый героизм и высокий профессионализм, достаточно вспомнить боевые дела североморского эсминца «Гремящий», ставшего гвардейским, или черноморского лидера «Ташкент», наших подводников, катерников, охотников за подлодками….

 

Но мы вспомним боевые дела небольших боевых кораблей Днепровской флотилии,

с первых дней войны храбро сражавшихся с врагом. Из-за сложившейся на фронте ситуации, мониторы и бронекатера Днепровской флотилии попали летом 1941 года в окружение. Их экипажи храбро и умело сражались с фашистами, а когда исчерпали боезапас и топливо, то взорвали свои корабли и ушли на сухопутный фронт. Многие             из этих небольших кораблей погибли в неравных боях с врагами, но ни один из них не достался врагу, ни один не спустил флага.

 

Об их славных делах известно мало, так как часто не оставалось ни свидетелей, ни документов. Однако мы знаем, что традиция не спускать флаг и до конца сражаться                за интересы своей Родины жила, живёт и, я думаю – будет жить вечно.

 

Если отвлечься от идеологических взглядов и пропагандистских штампов, и оценить то,  как воевали моряки нашего противника – гитлеровской Германии с профессиональной точки зрения,  то нужно признать, что и наши противники тоже показывали примеры мужества и героизма, сравнимые с теми, что показывали наши воины.

         Переписка между командованием английского флота и нашим, а также книги с описаниями операций английского флота и их анализом, показывают, что англичане панически боялись тех двух линкоров, которые были у немцев и при сообщении об их выходе в море или подготовке к нему их охватывал страх и растерянность. И немцев        завоёванные они побеждали только при многократном, в 5-8 раз, перевесе в силах и средствах.

 

Достаточно вспомнить храбрость немецких подводников, которые старались победить Англию и мужественно шли в бой даже тогда, когда не было надежды на успех.

Или бой линкора «Бисмарк» с целым английским флотом, в котором англичане победили, только благодаря своему многократному перевесу в силах и средствах ведения боя.

А победу им принесли только радиолокаторы, которых не было у немецких моряков.

В этом, и в ряде других боёв, немецкие моряки показали высочайший профессионализм

и несгибаемое мужество, верность присяге и стремление к поставленной цели.

 

 Подвиг гренадёра Архипа Осипова

Тактика действий любой армии с древнейших времён не изменилась. Для того чтобы закрепиться на занятой территории иноземного государства, необходимо было создать опорные пункты, укреплённые воинские лагеря и крепости на тактически и стратегически важных местах, в устьях рек, на пересечении важных транспортных путей. Это осталось неизменным со времён древнего Рима.

Также и русская армия строила опорные пункты в стратегически и тактически важных местах во время присоединения Кавказа к России в Х1Х веке.

Одним из таких укреплённых пунктов было укрепление Михайловское, построенное у берега Чёрного моря. Это было дерево-земляное укрепление в форме прямоугольного вала, высотой около трёх метров, рва перед ним и трёхметрового частокола. Размеры его были небольшими, примерно 70 метров в длину и 50 в ширину.

За частоколом, на валу, на расстоянии двух шагов от него стояла как бы вторая стена из надетых на колья фашин – вязанок из прутьев, служащие для защиты от стрел и пуль, прилетающих с тыла. Посередине стояли полуземлянки, в которых жили солдаты Тенгинского полка, не раз отличавшегося в Кавказской войне против диких горцев. Эти горцы, несмотря на все свои клятвы, совершали грабительские набеги на заселённые русскими земли, и угоняли в рабство уцелевших после боя русских людей.

Гарнизон укрепления состоял из 480 человек. Они несли службу во враждебном окружении и занимались патрулированием побережья, борьбой с контрабандой оружия

из Турции и Англии на Кавказ, перехватывая на берегу партии ружей, выгруженные с турецких судов и предназначенных для мятежных горцев.

Религиозные фанатики под влиянием турок и на их деньги подняли очередной мятеж против русских. Одной из первых задач мятежных орд было уничтожение опорных пунктов русской армии на побережье.  Они решили начать с укрепления Михайловского и вокруг него  22 марта 1840 года собрались более 11 000 фанатично настроенных диких горцев, которые с криками «Алла!» бросались на штурм.

Меткая стрельба наших воинов выкашивала атакующих. Их было так много, что вероятно ни одна пуля не пролетала мимо. Те горцы, которым всё же удавалось добраться до частокола, получали сквозь амбразуру выстрел из пистолета в упор, удар штыком или саблей и валились в ров, который уже к середине дня оказался, заполнен их трупами. Самые меткие стрелки старались перебить самых яростных и фанатичных врагов — мюридов в зелёных чалмах и беков, ведших свои отряды на штурм.

Сильные, рослые гренадёры поджигали короткие фитили и метали далеко в толпу диких фанатиков ручные пороховые гранаты, которые, взрываясь, валили нескольких головорезов. Самые умелые бросали круглые, отлитые из чугуна гранаты так, чтобы они взрывались в воздухе на уровне голов и плеч врагов. Гранаты, размером с большой апельсин, непрерывно летели на головы горцев.

Гремели частые выстрелы четырёх маленьких 40-мм пушек – фальконетов. От их ударов картечью в толпе горцев как будто просеки получались. Но уже к полудню они не выдержали частой стрельбы, и у одной из них треснул ствол, у другой сломался колёсный лафет. И только один фальконет стрелял почти до конца обороны. Последние живые и тяжело раненые канониры, предвидя неминуемый захват укрепления, взорвали пушку вместе с горцами, налетевшими на них.

Много врагов было перебито нашими храбрыми воинами. Однако ещё больше их осталось, и они засыпали амбразуры частокола пулями и стрелами из луков. Наших воинов становилось всё меньше. После седьмой или восьмой атаки в укреплении осталось всего около тридцати-сорока раненых и практически неспособных к сопротивлению русских воинов. Горцы ворвались внутрь укрепления и начали по своей обычной привычке отрезать головы живым и мёртвым защитникам. Потому что турки платили им за каждую голову русского деньги.

В этот момент, выполняя свой долг и договорённость перед боем, солдат Архип Осипов бросился в погреб, где хранился большой запас пороха и взорвал его. Взрыв уничтожил несколько сотен горцев и напугал их. Понеся такие большие потери, они были деморализованы и отказались от продолжения активных действий. Их попытки напасть на другие укрепления были отбиты  с большими потерями для них. Это попытка уничтожить русских, как и все прежние – провалилась.

По указу Государя Императора Николая 1 всем семьям погибших воинов была выделена помощь. А на  каждом  построении  в  Тенгинском  полку, в 1-й гренадёрской роте первым стали называть имя солдата Архипа Осипова, героя, совершившего подвиг. Позднее его подвиг, в том числе и в других войнах повторили ещё несколько русских воинов. Поминание имени Героя прекратилось только в 1918 г. после расформирования полка большевиками.

 

Бей  супостатов! Не жалей!

 

Взвейся, свистни кистенёчек, расколися голова…

(Русская народная песня, возможно – разбойничья)

 

В конце семидесятых годов ХХ века я вместе с приятелем оказался в командировке

в старинном русском городе Б. Оказалось, что у него там имеются дальние родственники, и мы решили зайти к ним в гости. Старый, большой, дом из потемневшего от времени кирпича, стоял на одной из окраинных улиц в глубине старого сада, так, как обычно и ставили свои дома образованные люди в России в 19-м веке.

Встретили нас и приняли хлебосольно, с истинно русским гостеприимством. В доме

я заметил много больших и богатых икон, подсвечников и других предметов, которые свидетельствовали, что мы попали в крепкую, православную, имеющую старинные корни семью, может быть, даже в семью священников.

После застолья хозяин пригласил нас в кабинет и там мы увидели шкаф — старинный, массивный, застеклённый. На полках стояли кубки — красивые, старинные, серебряные

и стеклянные с позолотой, чаши, украшенные чернением, сканью и финифтью, изукра-шенные шкатулки и другие предметы, которые, скорее всего, были подарками, которые дарили представителям этой семьи в течение многих лет.

Как оказалось, я не ошибся. Это действительно были подарки, полученные по раз-ным поводам представителями старинного рода священников Тройницких.

Больше всего меня поразил большой, серебряный, изящный кубок с чеканкой и гравировкой на морскую тематику, с изображением парусного корабля идущего на всех парусах по бурному морю.

Рядом стоял этот же парусник сделанный из латуни, уже потемневшей от времени. Мы попросили рассказать нам о человеке, которому их подарили и про обстоятельства, при которых это произошло. Хозяин, Никанор Петрович, начал рассказ про своего прадеда, отца Алексия (Ивана) Тройницкого, который служил священником на одном из парусных кораблей Балтийского флота в последней трети ХIХ века.

—  —  —  —  —

Клипер* Российского императорского флота вышел из Кронштадта весной 1885 г.

в длительное плаванье. После нескольких недель проведённых в штормовом море, и в борьбе с противными ветрами, возникла потребность поправить такелаж*, заменить треснувший рей*, пополнить запасы пресной воды и мяса, а также дать отдых уставшей  от шторма команде.

Поэтому корабль направился в португальский порт Сетубал, расположенный в глубине большого залива, глубоко вдающегося в материк на юге Португалии. Когда клипер вошёл в залив, то ветер резко изменился, подул с севера, с суши и корабль стало сносить к южному берегу залива. Там он стал на якорь. Экипаж, стосковавшийся в море по суше, с интересом рассматривали берег, на котором, по словам штурмана, виднелись развалины древнеримского города Сетобрига, разрушенного столь мощными волнами после землетрясения (цунами) в 412 году нашей эры, что летописцы сравнивали его с библейским потопом. Штурман добавил, что город так и не возродился на старом месте.

Штурман клипера отличался интересом к истории тех мест, где проходило плаванье,  а кроме того, он изучал историю местностей возле портов, в которые мог зайти клипер. Так как он мог рассказать очень много интересного, то его внимательно слушали и офицеры и матросы.

Затем он сообщил, что и город Сетубал, который начал развиваться с 15 века, тоже был однажды полностью разрушен при землетрясении, причём так сильно, что в нём остались целыми только два строения – церковь и замок. Это произошло в 1755 году, когда и Лиссабон тоже был разрушен тем же землетрясением до основания, и в нём погибло очень много людей. Это событие глубоко поразило тогда всю Европу.

Через час ветер изменился, и капитан приказал поднять якорь, чтобы прибыть в порт. Спустя три часа они бросили якорь уже в удобной бухте Сетубала, хорошо защищённой от ветров и штормовых волн. В ней стояло много торговых судов из различных стран, укрывшихся от сильного шторма. Город не только растянулся вдоль берега, но и подни-мался по склонам холмов и русские моряки с интересом рассматривали незнакомую архитектуру, в которой сказывалось арабское влияние.

Штурман, всегда охотно делившийся знаниями, сообщил, что в городе проживает

около 14000 жителей, занимающихся рыболовством, производством пробки, вин, бочек, обслуживанием порта и ремонтом судов. К этому он добавил, что вина здесь должны

быть отменного качества, но конечно нельзя ими злоупотреблять. Все отвечали на это предупреждение шутками и радовались предстоящему сходу на берег.

Не обрадовался только капитан-лейтенант, командовавший клипером. Причиной этого был привлёкший его внимание британский клипер, стоявший на якоре всего в трёх кабельтовых* (555,6 м) от  российского.

Отношения с Англией были вновь, или можно сказать, как всегда натянутыми,

из-за антироссийской политики британцев, почему-то подозревавших Россию в желании отобрать у Англии Индию и прочие её азиатские владения. Стычки в бритами в портах происходили регулярно, несмотря на особую сдержанность, которую командиры русских кораблей приказали проявлять экипажам. Именно поэтому это соседство не доставило радости ни одному члену экипажа российского клипера.

Своё абсолютно ясное и обоснованное понимание зловредной сущности и издревле враждебного отношения британцев к Российской империи, её интересам и людям, капитан и офицеры клипера давно, предельно доступно и понятно донесли до сознания нижних чинов – матросов и солдат полувзвода морской пехоты, которые плыли на борту клипера.

Способствовал этому своими проповедями, а также беседами по душам и корабель-ный священник, отец Алексий. Он подробно и весьма доходчиво рассказывал, почему православная вера лучше прочих иных, и почему иные народы выбрали себе другие веры.

Он говорил так: «Когда-то христианская вера была одна. Но народы,

жившие на Западе, ленились соблюдать строгие правила веры, посты, и обряды,

ленились молиться и стали придумывать увёртки. И стали они всё сильнее

упрощать и облегчать служение Богу нашему.

        Это как если бы строители дом строили и стали упрощать, к примеру –

фундамент не заложили, или заложили, да мелкий и слабый.

       Потом папы римские решили, что больше денег им принесут верующие,

если они объявят себя наместниками Бога на земле и потому возьмут право

казнить и миловать, королям и народам указывать, как им жить.

Затем папы начали уже и приказами сверху обряды и молитвы упрощать,

делать всё ещё проще и легче.

        Дошли до того, что стали продавать за деньги индульгенции – прощение

всех грехов и преступлений. К примеру, разбойник кого-нибудь зарежет, кошелёк заберёт, а потом пойдёт в церковь, и купит себе прощение за пару монет.

А утром опять ищет – кого бы ограбить и убить.

       Из-за этого у них и развелось столько разбойников, что там и ночью и днём

опасно стало на дорогах без охраны появляться. Да и в городах у них тоже самое творится –без оружия и за порог нельзя выйти. И вообще в городах у них даже

днём без оружия в руках пройти стало невозможно.

        А пап римских это только радовало. Чем больше преступлений совершали люди,

тем больше прощений они покупали, тем богаче становилась западная церковь.

        Отцы нашей церкви пытались усовестить западных священников, чтобы они вернулись к истинной вере. Чтобы думали о чистоте души и помыслов. Но тщетно.

       Они все на Западе погрязли в грехах и пороках, в ростовщичестве тайном и явном,

в пьянстве и блуде. И народ западных стран без пастырей тоже в грехах погряз.

       Сребролюбие и жажда наживы и власти толкали народы на войны –

— бессмысленные и грабительские, в коих они людей, таких же христиан,

как и они сами, убивали жестоко как дикари, лия кровь людскую яко водицу.

А церковь западная их к таким войнам только подталкивала, объявляя другие

народы врагами Христа и креста.

        И воевали они по двадцать, тридцать и даже по сто лет.

Вырезая и выжигая все города и сёла на землях германских и прочих так,

что обезлюдели они. И некому стало там ни тела земле предать, ни землю пахать.

        Наша церковь сохранила крепость духа и веры. Она осталась Правой, потому

у нас православие, ибо мы Правду славим и по Правде живём.

        Народ наш в вере крепок и не ленив. Мы в Бога нашего веруем, ему со всей душой молимся, не грешим или грешим мало. Поэтому Бог народу нашему и государству Российскому победы над всеми супостатами и супротивниками даёт.

        Крепок наш народ в вере, праведен и правдив в большинстве своём.

Поэтому и Бог наш нас, яко любимых своих детей, от таких напастей как голод,

мор, землетрясение, наводнение и вулканов извержения хранит, защищает и милует.

А латыняне, в грехе погрязшие, яко свиньи в грязи, получают наказания Божьи по прогрешениям  своим.

        Вот и города их разрушились. То не зря! То Божья кара за прогрешения их многия.

Наш же народ правдив и друг за друга, яко брат за брата крепко и дружно стоит.

Что в лесу, что в поле, что в радости, что в горе. И особливо на войне. Потому они

нас никак взять не могут. Потому-то и тщатся пролезть яко аспиды в щель любую

и сделать нас слабыми, чтобы потом верёвки из нас вить и на шее сидеть, яко татары

с монголами иль хазары подлые, безбожныя сидели. Да только где те хазары?

        Сгинули  и рассеялись яко дым, и нет от ни них следа, ни памяти доброй.

        Вы завтра в город пойдёте и с местными латынянами встретитесь. Живут они своей жизнью, и большинству из них до нас дела нет и то хорошо.

        Однако ж есть среди них такие, кои тщатся дух наш русский могучий ослабить

и нас себе подобными сделать — грязными яко свиньи. Будут они вас всяко совращать пытаться и тщиться к вам яко змеи подлазить. Будут и денег сулить, и вина и баб.

        Только помнить вы должны, что вино то слабое и голова от него зело болит, и понос сильный бывает. С водкой у него никакого сравнения нет и быть не может.

        Бабы тут в латынстве мелкие, чёрные яко вороны и грязныя, ибо в баню раз в полгода ходят. Потому и смердят яко падаль ходячая. То завтра сами учуете.

        Но, что много хуже, много у них тут больных баб. Болезнь та с виду не видна,

но через блуд передаётся. То божья кара. Лечения от неё нет. Отгнивают от неё

носы и уши, уды, кости, требуха и смердит человек при жизни яко падаль незарытая

и мучится безмерно и жестоко.

         Детей  после неё не бывает, а если и будут, то не дай Боже их увидать. Без глаз либо ушей, без зубов либо пальцев, заживо гниющих. Прости нас Господи!

        Ещё тут проказу можно заполучить и тоже будете потом заживо гнить. Потому не блудите! Дождитесь возврата домой и там с вашими бабами ужо намилуетесь.

        А когда деньги вам сулить будут, вспомните про Иуду Искариота, Христа предавшего и продавшего, и за то свои 30 сребреников получившего, да и удавившегося.  Потерял он душу свою и попала она, как и душа всякого предателя, в самый чёрный и пекучий уголок ада на муки вечные. Душу свою и тело пожалейте, и, смело те змеиныя поползновения отвергайте».

Так учил матросов отец Алексий. Его слова падали на благодатную почву. В экипаже  без наказаний поддерживалась крепкая дисциплина, и все команды выполнялись не от страха перед поркой линьками, а от понимания необходимости их службы для государства Российского. Матросы уважали его за понимание их проблем и за то, что отец Алексий, если считал нужным, правым и правильным, то вступался за провинившегося матроса и просил о снисхождении самого капитана. Ещё они уважали его за то, что он писал письма домой для неграмотных и читал письма от родных. Это укрепляло связь матросов с род-ной землёй и земляками. Офицеры клипера тоже уважали его за начитанность, справедли-вость и умение воспитывать матросов в имперском, патриотическом духе.

В самом начале капитан клипера нанёс визит вежливости начальнику порта, уплатил портовый сбор и договорился о стоянке, закупках провизии, пополнении запасов воды и ремонте такелажа. Португалец был этому только рад, потому что порт и он сам зарабаты-вали на такой торговле и ремонте.

Поэтому он принялся угощать капитан-лейтенанта прекрасными винами и советовал, к какому торговцу обратиться за теми или иными закупками, а кого избегать.

Капитан клипера получил от Адмиралтейства список самых ненадёжных торговцев

в разных портах Европы, которые пытались всучить или всучили некачественные товары капитанам русских кораблей, о чём те докладывали, вернувшись в родные порты.

Прежде, чем отправляться на берег капитан внимательно изучил и запомнил сведения, относящиеся к порту Сетубал. Теперь он мысленно сравнил советы начальника порта с рекомендациями Адмиралтейства и убедился, что тот направляет его к надёжным людям.

Вернувшись на корабль, капитан дал офицерам клипера задания, а также адреса и имена торговцев, у которых нужно было закупить тот или иной товар.

Они сразу отправились по адресам, чтобы договориться о закупках. Уже на следую-щий день они вместе с матросами на шлюпках поплыли за провизией и водой. Благодаря дружной и напряжённой работе клипер быстро пополнил все запасы.

Капитан не стал пренебрегать и советом португальца о закупке копчёной и солёной рыбы, производством которой славился порт. Обратившись к рыботорговцу Жоао да Перейре, они перепробовали у него много сортов рыбы. Остановились на копчёной и солёной. Несколько бочек было куплено и доставлено на корабль. Ароматная, вкусная, копчёная рыба приятно разнообразила питание экипажа, которому уже приелась и даже надоела солонина.

Одновременно старпом, лейтенант и четыре матроса на ялике отправились на берег, чтобы найти мастеров для ремонта деталей рангоута*, требующих починки или замены. Опросив через переводчика чиновников порта, а затем и мастеров в рекомендованных

ими мастерских, они остановили свой выбор на мастерской Педро Гонсалвиша, который, как оказалось, уже четырежды оказывал помощь российским кораблям и судам в ремонте.

Договорившись о цене и сроках ремонта, офицеры вместе с матросами отправились

в город, чтобы заодно купить и некоторые материалы для лазарета и поискать достойных вин для пополнения запасов буфета кают-компании и для ежедневной выдачи нижним чинам, согласно Уставу Морской Службы, который был составлен ещё Императором Всероссийским Петром I.

Проходя мимо одного из припортовых кабаков, по узкой улице, тесно застроенной каменными двухэтажными домами, на первых этажах которых располагались лавки или кабаки, они услышали нечленораздельный пьяный рёв, хруст и треск ломающегося дерева, звуки битья посуды, крики боли и страха. Вслед за этим из кабака выскочили две девушки в совершенно разорванной одежде и с растрёпанными волосами. На голой груди одной из них краснели кровоточащие царапины, на шее другой багровели отпечатки пальцев, которые только что сильно сдавили ей горло. Следом, спотыкаясь, выскочили четыре английских матроса.

Рубаха одного из них была разорвана, через лицо второго тянулись четыре глубоких царапины. У третьего на руке из сильнейшего укуса капала кровь. Они с ругательствами

и нечленораздельным  рычанием, растопырив руки, бросились к девушкам, инстинктивно укрывшимся за спинами  русских моряков.

Старпом крикнул им по-английски, что они ведут себя плохо, не по-джентльменски

и к девушкам нельзя так приставать, если они не хотят этого и они не портовые шлюхи.

Здоровенный рыжий англосакс ощерился, плюнул под ноги старпому, лейтенанту Российского императорского флота, дворянину с родословной, восходящей ко временам Великого князя Дмитрия Донского, и выругался: «Опять мне мешают эти проклятые русские собаки! Нигде от них нет покоя, дьявол их побери, этих бородатых нехристей!»

Второй, такой же рыжий, и с рыжей курчавой бородкой от уха до уха, но меньше ростом и шире в плечах, хриплым голосом пропойцы пробурчал: «Пусть бы сидели в лесах и болотах своей дикой России и не путались под ногами матросов Её Величества».

Третий, длинный мосластый дылда, с редкими белёсыми волосами на бугристом черепе и каким-то длинным, лошадиным лицом, на котором злобой горели узко и глубоко посаженные маленькие, словно кабаньи глаза, принялся громко и раздельно выкрикивать:

«Эй ты!  Русский дикарь, это наши девки!  Давай их сюда!

        Мы их первыми захватили, они наши по праву! 

        А вы грязные морды проваливайте!

        Вам, мохнатым, лесным образинам,  тут ничего не достанется!

        В этой дыре всё принадлежит флоту Её Величества!

        А русским  медведям лучше убраться в лес».

Четвёртый был так пьян, что членораздельно говорить не мог, но кастет на руку одел.

Лейтенант достаточно хорошо понял выкрики англичан. При этом он ещё и успевал переводить их содержание для своих матросов, которые начали роптать. Затем помощник боцмана, Иван Топорков обратился к старпому: «Разрешите господин лейтенант мы энтих рыжих … угомоним, чтобы своими … языками нас и Рассею не цепляли».

Старпом не хотел конфликта и поэтому, с трудом сдерживаясь, презрительно глядя на британцев, процедил сквозь зубы: «Вы, дешёвые наёмные псы, лающие за брошенную вам кость, и бросающиеся на других, убирайтесь, пока целы. Это ваша королева терпит вас и бросает вам кость.

         А в нашей благословенной России-Матушке, таких как вы, наш всемилостивый Государь ссылает в Сибирь, на каторгу, до конца их недолгой и очень тяжёлой жизни.

        А я не столь милостив. Поэтому, таких как вы, я приказываю заковать в железы и дать 100 кнутов».

Первый британец развернулся и попытался ударить старпома. Тот уклонился. Но всё же кулак противника слегка задел его ухо. В детстве и юности лейтенант не раз участво-вал в сшибках «стенка на стенку» на льду реки Свияги, возле которой было имение его отца, и был хорошо знаком с некоторыми хитрыми приёмами кулачного боя.

Он ответил двумя молодецкими ударами в челюсть и лоб англосакса. И, если первый удар тот сумел парировать, то второй — нет. Удар сбил его с ног и лишил сознания.

А лейтенант произнёс для остальных по-английски: «Эй вы! Грязная отрыжка морского чёрта! Предупреждаю, что любой подлый негодяй, который посмеет оскорбить мою форму офицера Российского Императорского флота прикосновением своих грязных лап, будет сразу избит, связан и отправлен на корабль.

 А ваш капитан, без сомнения, добавит вам по тридцать линьков* за пьяную драку».

Однако пьяным англичанам было уже и море по колено. Они заревели как быки

нечто непереводимое и бросились в драку. Матросы оттеснили офицеров, прикрыв их собой и в считанные мгновенья, немногими точными ударами сбили британцев с ног.

Они с видимым удовольствием били противников России, вкладывая в мощные удары все силы и всю ненависть к  «проклятой англичанке», своей подлой политикой мешающей России везде, где только можно.

Но у них имелся и личный повод для ненависти – ведь это из-за происков подлой, проклятой, и ненасытной Британии им приходится болтаться в штормовом море, вместо того, чтобы прогуливаться по знакомым улицам Кронштадта, ставшими уже родными, пить чай или чего-нибудь покрепче у знакомых Марусек и Аграфен.

Рыжие англосаксы уже не стояли на ногах и, лейтенанту поневоле пришлось таки вмешаться, чтобы прекратить процесс вразумления заносчивых британцев. Офицеры и матросы, поправив форму, спокойно отправились в порт, к своей шлюпке.

Англичане, придя в себя, отправились искать других матросов со своего корабля. Они, вытирая кровавую юшку, рассказали своим землякам придуманную ими насколько страшную, настолько же и лживую историю «о двадцати русских моряках, забравших у них уже оплаченных, готовых на всё девчонок и по команде офицера избивших их ногами и дубинами», «с которыми, как всем известно, постоянно ходят эти русские дикари».

Пятнадцать пьяных англосаксов вывалились на улицу и пошли искать «русских дикарей»,  чтобы  «дать им европейское воспитание»,  «привить европейскую культуру этим лесным дикарям»  и,  «заставить этих медведей везде и всегда уступать дорогу британцам и бояться их».

        Были и такие, кто вначале орал на весь порт слова британского гимна, а затем переходил на тупые угрозы и похвальбу: «Правь Британия на морях…, русские медведи – убегайте с нашей  дороги, а не то снимем с вас шкуры на шапки нашим гвардейцам».

Им попался мичман с тремя матросами, ходивший в управление порта узнавать, нет ли почты для русского корабля.

Британцы напали на них и принялись избивать. Мичману, получившему с десяток ударов, от которых он старался увернуться так, как учил его в детстве, до поступления в Морской кадетский корпус старый казак-пластун*, удалось, наконец, выхватить шпагу

и пустить её в дело. Он впервые применил на практике навыки по фехтованию, которое было одной из дисциплин, которую ему преподавали в Морском Корпусе.

Нужно отметить, что все англичане получили ранения, однако ни одного серьёзного или смертельного мичман им не нанёс, так как изо всех сил старался никого не убить, помня о том, что нельзя давать повод для обострения отношений между странами.

Тем не менее, получив такой жёсткий, решительный отпор, много ушибов и колото-резаных ран, британцы с угрозами отступили. Одного из русских матросов англичане сильно порезали ножом. Мичман наскоро перевязал его, и они все вместе понесли его в порт, к своей шлюпке.

Прибыв на борт, мичман доложил, что почты для корабля нет. Затем он доложил о нападении на них английских матросов, о ранении ножом матроса Звонарёва Ивана и о своих вынужденных «упражнениях» со шпагой.

После этого капитан клипера приказал офицерам собраться и сообщил о стычках. Затем он предложил подумать, как ответить на такие действия, с учётом того, что отно-шения между странами очень напряжённые. И нельзя давать повод для их дальнейшего обострения.

С другой стороны такое действия спускать нельзя, ибо это будет уроном для чести российского флага и флота. А также урон для их чести русских дворян и офицеров.

Все единодушно высказались, что такое отношение спускать нельзя и следует сразу,

— во-первых, направить протест капитану британского корабля;

— во-вторых: направить протест и начальнику порта и, наконец;

— в-третьих:  ещё раз дать урок обнаглевшим рыжим лабазникам и жёстко показать,

что оскорблять и затрагивать русских моряков нельзя.

Тут, в дверь постучали. Получив разрешение, вошёл боцман и старший канонир*.

Они лихо отдали честь и вытянулись по стойке смирно. Боцман громко обратился:

Разрешите обратиться Ваше высокоблагородие!

Капитан ответил:  Разрешаю!

        Команда просит Вашего позволения проучить британцев, как оскорбивших российский флот, его матросов, офицеров и самого Его Величество Императора Всероссийского. Все как один рвутся челюсти им своротить».

Капитан усмехнулся и ответил: «Благодарю за рвение. Ступайте на палубу и распорядитесь играть построение. Мы сейчас выйдем и огласим приказ».

Боцман и канонир вышли, прикрыв дверь. Офицеры переглянулись.

Корабельный священник, отец Алексий благостно улыбнулся и произнёс нараспев густым басом: «Радостно мне узнать сие, что матросы наши так за честь Государя Императора и флота Российского постоять тщатся, и за други своя супостатов нечестивых битием на путь истинный наставить готовы.

         Мыслю я, что Богу нашему Всеблагому, сие угодно будет.

        И лишь об одном я скорблю безмерно, что сан не позволяет мне вместе с паствою идти, дабы супостата во славу Господа нашего по силам моим малым вразумлять!»

В кают-компании грохнул здоровый смех. Капитан-лейтенант сквозь смех спросил:

«Скажите Отче! А чем бы Вы британцев вразумляли? Крестом или посохом?»

Отец Алексий, здоровяк почти саженного* роста, с кулаками размером в пудовую гирю, сил которого хватало, чтобы одному развернуть и накатить тяжёлую пушку после выстрела, ответил смиренным голосом:

        «Бог руки мне дал, дабы я трудился во славу его. Ими бы я и вразумлял нечестивцев!»

Вновь стаканы в буфете кают-компания зазвенели от хохота. Затем старпом встал и напомнил:  «Однако господа, команда нас уже ждёт, идёмте!»

Когда капитан с офицерами вышел на палубу, то команда уже стояла в строю. Он шагнул вперёд и объявил:

«Братцы! Британцы, кои тщатся* называть себя великими, сего дня напали на

наших товарищей без причин и нанесли им раны и уязвили нашу честь. А также они уязвили и  оскорбили:

         Честь Государя Императора Всея Руси.

         Честь России.

         Честь Российского флага и флота.  

         Братцы, я рад был услышать о вашем желании наказать негодяев.

Поэтому разрешаю охотникам собраться и отправиться в кабак «Два дельфина».

Там собрались до 80 британцев. Вы можете задать им там знатную выволочку.

         Будьте осторожны — когда мы с Божьей помощью начнём их бить, они,

по своей подлой натуре могут достать ножи.

        Поэтому, тем, кто умеет пользоваться кистенём, сделать их, и коль они ножи достанут – вразумите их кистенями, только по голове старайтесь их сильно не бить».

Затем выступил отец Алексий, прочёл молитву, помахал кадилом и благословил «идущих на рать за други своя и против врагов Бога, Царя и народа русского». Ещё он добавил, что англичане в Европе наиподлейший народ, что они даже хуже латынян, ибо ради денег готовы всегда и на всё, на самые подлые и дела и кровавые преступления. Поэтому их руками сам Господь Бог будет карать безбожных британцев.

Отец Алексий закончил свою короткую, но энергичную и зажигательную речь

словами:  «Если Бог с нами. То кто на нас!»

Как только русские матросы вошли в кабак, со стороны сидевших в нём британцев послышались грубые и оскорбительные выкрики. Кто-то из них метнул в наших кружку,

а кто-то, кувшин с остатками вина.

Затем из-за столов вылезли четверо уже побитых, и вышли на свободное место для танцев, расположенное перед большим камином, навстречу к нашим матросам. Один из них узнал своего противника и очертя голову бросился в драку. Он сразу получил под

дых и упал в угол. Увидев это, остальные взревели и полезли из-за столов под пьяный, нестройный рёв слов своего гимна «Правь Британия над морями…»

Наши матросы как океанская волна обрушились на британцев. Замелькали кулаки, полетели кувшины с вином, замелькали в руках ножки от скамеек. Англичан начали побивать, вытеснять из зала, или выбрасывать из окон и с крыльца.

Поняв, что в кулачном бою им русских не одолеть, те достали ножи и когда трое русских матросов получили ранения, то в ответ засвистели кистени. А русские солдаты

в ответ на ножи, достали свои тесаки* и принялись охаживать ими британцев, нанося удары плашмя. Те побежали, бросая своих лежащих друзей.

Отец Алексий, решивший, что негоже оставлять своих без присмотра, переодевшись

в матросскую форму, участвовал вместе с матросами «во вразумлении». От ударов его огромных кулаков англичане улетали на несколько шагов и больше уже не вставали. Не прошло и двадцати минут, как кабак был очищен от англичан. Наши матросы заказали и выпили по кувшину вина на двоих и во главе с офицерами отправились на корабль, печатая парадный шаг по мостовой и поддерживая трёх порезаных англичанами матросов, которым на борту сразу оказали помощь.

Офицеры пообедали и отдыхали, слушая рассказ всё знающего штурмана об истории Португалии. Особенно их заинтересовала история создания народа из разных племён. Он спокойно, и не спеша, рассказывал, делясь с товарищами знаниями, почерпнутыми из самых  разных источников: «Первыми эти земли населяли первобытные жители, коих называли лузитанцами. Потом их подчинили себе древние римляне, построившие тут много городов, в том числе и портов на побережье, развалины на другом берегу бухты

вы видели, а ещё они заложили и такой большой и важный порт как Порту, стоящий севернее.

        А вот Лиссабон основали финикийцы, а потом пришли римляне, ну а уж после них пришли вестготы в 540 году, их потеснили и прогнали мавры в 712 году. Поэтому-то в городах так много строений в восточном, арабском стиле. Португальцы, как и испанцы долго воевали с арабами-маврами и в 1092 прогнали их. Потом жили они тихо и ничем особенным себя не проявили до 15-16 веков, когда занялись от бедности мореплаванием

и многие открытия совершили, чем себя прославили.

       В 1800 году всех португальцев насчитали всего три миллиона сто тысяч. Потом, когда Наполеон тут воевал, население поубавилось. Сейчас полагают, что живут тут около четырёх миллионов человек.

       Племена приходили на эти земли разные. Но народ впитал кровь всех, кто здесь был, поэтому–то они все такие малорослые, тощие, чернявые, кучерявые, носатые. Живут они, относительно остальной Европы, отстало и бедно. Я так полагаю, что у нас в России много найдётся помещиков, которые много богаче здешнего короля будут.

      Ещё у них с 1820-х годов, после бунтов и мятежа, уже конституционная монархия. Чем это лучше для народа – ни в чём не видать – одни разговоры».

После драки прошло около часа, и тут вахтенный прервал интересный рассказ штурмана, доложив, что со стороны британского корабля показалась шлюпка под несуразно большим для неё флагом, размером больше простыни.

Английского капитана, прибывшего на корабль, в соответствии с уставом и морскими обычаями встретили у трапа. На борт поднялся типичный британец:  пузатый, рыжий коротышка с красными прожилками на физиономии и белках мутноватых бесцветных выпученных глаз. От него так сильно несло перегаром и немытым телом, что вахтенному, мичману Порфирьеву, встречавшему его у трапа, пришлось отворачиваться.

Вдобавок к этому он оказался ещё очень невоспитанным и крикливым, как стая макак.  В каюте принявшего его капитана русского клипера, он сразу начал почти орать хриплым голосом запойного пьяницы.

Этот нечистый пропойца пытался запугать русских моряков силой английского флота.

Он нагло угрожал и требовал выдачи для наказания восьми русских матросов и особенно одного, огромного как медведь, бородатого, жестоко избившего половину его экипажа.

Кроме того, он обнаглел до того, что потребовал выплаты ему компенсации за своих избитых матросов, оценивая каждый выбитый зуб, сломанное ребро или синяк в гинеях, шиллингах и пенсах*. Он даже попытался всучить капитану русского корабля список с перечислением синяков и ушибов своих матросов и расценками за них.

Отец Алексий, вошёл в сутане в кают-компанию, с большим золочёным крестом на груди и произнёс нараспев громким, сочным басом, которым он всегда читал молитвы:

«Спаси нас Господи от сатаны и слуг его зломерзких!

        Воздай безбожным и преврати их в козлищ вонючих, кои они и есть! Аминь!»

И прошёл по помещению, окуривая углы кадилом.

Британец, указывая на него грязным пальцем, принялся хрипло и громко кричать: «Вот он! Это тот, кто уложил на койки двадцать человек из моего экипажа… 

Из-за него я не могу выйти в море… Я требую выдать мне его для наказания!»

Отец Алексий, продолжая помахивать кадилом, произнёс нараспев, как молитву:

«Дело сие, Богу угодное, славе его святой, сияющей посвящаю

         и тщусь и далее столь же праведным  и богоугодным бы-ы-ыть.

        Во имя Отца, Сына и Святого Духа, во веки веков, Аминь!».

После этого он покинул кают-компанию.

На все обвинения британца, капитан-лейтенант спокойно отвечал, что британские моряки первыми задели и начали бить русских матросов и даже офицеров. А это для дворян страшное оскорбление. Его офицеры имели по русским законам полное право убить обидчиков. Поэтому пусть капитан перестанет жаловаться и лучше следит за дисциплиной своих нижних чинов. Судя по всему, его моряки незнакомы с воинской дисциплиной и напоминают пиратский сброд, а не моряков флота Её Величества.

Затем капитан-лейтенант отвесил лёгкий поклон и сухо произнёс:

«Сэр капитан, я Вас больше не задерживаю, Вас ждут в шлюпке».

Британский капитан покраснел от злости как варёный рак и, бормоча проклятия, рванулся в двери так быстро, что чуть не врезался в притолоку лбом.

Прошло пять дней. Ремонт рангоута был завершён. Заказанные вина приняты,

продегустированы и бочки погружены в трюм, как и прочие заказанные припасы. В

городе широко разошлась весть о благородных русских моряках, которые вступились

за бедных служанок и защитили их от приставаний наглых британцев. Поэтому каж-

дый хозяин старался как-то отблагодарить русских моряков. Чаще всего их благодар-ность выражалась в виде больших кувшинов с вином и многих корзин с фруктами.

Наши — не отказывались.

Но на берег они сходили, только большими группами, в сопровождении двух-

трёх офицеров.  Англичане, однако,  больше не рисковали задирать русских моряков

и обходили их стороной.

На восьмой день ветер стих, шторм успокоился и клипер поднял якоря, чтобы продолжить плаванье. На борту был полный порядок, чистота и строгая дисциплина.

В кают-компании господа офицеры, свободные от вахты играли в шахматы пили  портвейны из Порту, мальвазию, малагу, мадеру, мускаты или херес* и, живо обсуж-дали бурные события  последних дней и процесс «вразумления» рыжих «лабазников»*.

Они мягко подтрунивали над мичманом и лейтенантом, упрашивая тех вновь и поподробнее рассказывать о процессе. Артиллерийский офицер Иванов и штурман Степанов разбирали ход «вразумления» и давали советы на будущее, как поступать с наглыми бриттами.

Только лейтенант Орлов, выслушав все мнения о происшедших стычках, выска-

зался так, что для таких «вразумлений», кои имели место случиться, он, пожалуй, не

знает лучшего инструмента, чем прадедовский кистень и затянул под гитару старую разбойничью песню про кистенёчек.

В кубрике матросы тоже получили свою вечернюю чарку водки и обсуждали

тоже самое: как, кто, кому «врезал, вмазал, залепил, дал плюху, стеганул или погладил кистеньком».  Все были очень довольны развлечением и тем, что «рыжим супоста-

там спуску не дали и юшку им пустили», «что били англичанку доднежь*  и впредь

 такоже бить будут».

Кроме того, все были уверены в том, что «пьяницам  рыжим, супроть русского человека и кулака никак устоять нельзя». Потом придирчиво разобрали и участие

своих офицеров в схватках и пришли к выводу, что «офицера у них настоящие русаки, умелые и храбрые, и в рыло англичанам насовали вполне справно и умеючи».

А батюшка вызвал у матросов такой восторг своими бойцовскими умениями,

что кубрик единогласно решил, «что батюшка Алексий на кулаках так и вообще боец наипервейший, и с ним рядом некого и ставить». Особенно все отмечали его молние-носный, сшибающий с ног удар и долго спорили о том, сколько  рыжих он угомонил своим кулаком. Одни говорили, что семь, другие доказывали, что восемь. А Демьян Погорелов был уверен, «…что все десять, как есть легли от ударов батюшки».

А уж про мичмана и его «выверты» со шпагой вообще все говорили с восторгом неподдельным:  «Я, братцы, и взглядом то моргнуть не поспел, а уж он двух уколол,

да ещё одного секанул. Экий он у нас молодец!»

«Да, хоть и молодой ишо, да справный боец. Ворон не считаить и мух не ловить…»

«Этта точна. Быстёр он, ой быстёр, сразу раз – и в рыло! Ручкой шпаги».

«Энти британцы зубами всю дорогу заплевали апосля…»

«Да ты Стяпан не прибедняйся. Ты вунь тоже кистеньком-то поигралси сённи вдосталь. Как только черепушки им не поразбивал. У меня аж сердце ёкало, как ты их охаживал…»

«А пусть не замають. Мы к ним не лезем, так и им неча делать у нас, и нас замать. Другой раз я уж черепушки их беречь-то не стану. Как удар ляжить, так и будеть».

Один из матросов, набожный  Пантелеймон Сероглазов, промолвил: «Нельзя так человеков бить. Богу то неугодно. Он сказал прощать… Они ведь тоже человеки…»

Другие матросы дружно накинулись на него с резкими упрёками:

«Чего это ты Пантелеймон за них вступаешься?

Аль родичи оне твои?  Аль должон ты им? 

Могет быть ты сам не православный, коль православных братов своих не жалеишь?»

Вона, в Севастополе, те англы с францами, да турками-басурманами на наших напали

 и народу православного в боях без счёта побили?!

И флот потопили из-за них, латынян проклятых …

За што ж их, псов смердючих,  любить и прощать?

Не мы к ним пришли, а оне к нам. Неча их жалеть!

Пусть их королева их жалеить али Бох ихний…

А нам НАШ БОГ их разбитые черепушки простит».

        «Истину глаголешь, сын мой» – загудел бас отца Алексия, незаметно вошедшего

в кубрик. «Ты за други своя в бой шёл и себя не жалел. То Богу нашему любо и он,   

в великой Своей милости, тебя простит, ежели ты супостата и вовсе зашибёшь.

Когда ты душу супостата, от бренного ево тела освободишь, то она поúдёт к Богу,

и он, Всемилостивый и Всемогущий, решит по делам её, где ей дальше обретаться.

        Коль праведно жила, в рай пойдёт, а коль была она многогрешна и зломерзкие

дела творила, как те британцы, то Господь Наш, Праведный и Правый  в ад её за

это на веки вечные низвергнет.     

        Поэтому ты, сын мой, есть рука Божья, коей он отделяет злаки добрые от

плевел поганых. И тот, кто за други своя себя не жалея в бой идёть, тот есть  

Воин Божий, и все его грехи ему забыты будут и отпущены.

        А буде сам он в бою с безбожными супостатами Во славу Божью и Правду яго поляжеть, то обретёть жизнь вечную у Бога в пресветлом Раю, радом с другими святорусскими богатырями и воинами. Аминь!»  И все перекрестились.

Отец Алексий продолжил беседу с матросами, ловко и умно вплетая в ткань бе-

седы примеры героических поступков воинов Руси и России. На предельно простых

и понятных примерах он показывал, что русские люди не то, чтобы были лучше, чем

люди из других стран. Но они были и есть ДРУГИЕ, и что живут они по Правде.

Он вызывал матросов на обсуждение сложных вопросов, при этом так искусно направляя беседу, что она захватывала всех, никого не оставляя равнодушным, хотя большинство матросов были мало-  или совсем неграмотны. Он приводил их самих к выводу о том, что славяне и особенно русские люди были, есть и, с Божьей помощью, будут добрее и отзывчивее, честнее и преданнее, упорнее и настойчивее, чем другие народы. Он приводил им примеры из истории России, которые доказывали, что вои-

нам и простым людям русским свойственно «идти в боя за други своя живота своего

 не жалея».  И именно поэтому они всегда побеждали, побеждают, и будут побеждать

с Богом и впредь.

Затем священник встал и торжественно провозгласил:

«Не в силе Бог. Но в правде.  

         А Правда всегда с нами.

         Ибо мы русские и с нами Бог.

         Так было, так есть и так да пребудет во веки веков! Аминь!»

Все перекрестились, и отец Афанасий вышел из кубрика довольный, с чувством выполненного долга. В дверях обернулся и прогудел своим густым, сочным и громким басом:   «Наши великия предки говорили:  Если Бог с нами, то кто на нас?»

Перекрестившись, матросы дружно ответили: «С нами Бог и крестная сила.

Так было и будет во веки веков. Аминь!»

Штурман, проходивший мимо кубрика* и задержавшийся, чтобы послушать проповеди священника, пошёл дальше на корму. В кают-компании за ежевечерним

чаем, он подробно рассказал об услышанной проповеди, её воздействии не только

на матросов, но и на него самого и закончил свою речь так:

«Нужно отметить господа, что нам  повезло необычайно с отцом Алексием.

Он легко решает словом Божьим то, что на других кораблях не могут решить ни

битьём кнутами, ни мордобоем. И матросы, благодаря его проповедям становятся

не в пример грамотнее и спокойнее, упорнее и храбрее.

         Я видел, как они все старались в этой драке с бриттами прикрыть офицеров

собой.  Предлагаю, что уместно будет отметить наше к нему благорасположение

и уважение хорошим подарком, который бы и многия годы спустя, напоминал ему о службе на нашем клипере и вызывал радость от воспоминания о нас и этих годах».

Господа офицеры согласились с этим предложением. Через полгода, когда кли-

пер вернулся в Кронштадт, ювелирам был заказан подарок, который и был вручен

отцу Алексию. Со своей стороны и матросы вручили ему подарок. Он был проще и

сделан из латуни, но и он выглядел красиво и достойно.

Отец Алексий стал после службы на флоте священником в крупном храме одного

из городов Российской Империи и нёс слово Божье и имперскую идеологию в массы, которые отвечали ему любовью и почитанием.

—  —  —  —  —

В доме наших гостеприимных хозяев, несмотря на все бури, пронёсшиеся над

нашей Родиной, в шкафу за стеклом, среди многих подарков стоят и выделяются два, полученные их предком, пользовавшимся любовью и уважением всего экипажа во

время службы на клипере.

Внимание сразу привлекал большой серебряный кубок изумительной формы, с тонкой чеканкой, украшенный зернью и филигранью, чернением и позолотой. На одной стороне были выгравированы одиннадцать портретов морских офицеров, и под каждым была выгравирована фамилия и инициалы. Овальные орнаменты из флажных сигналов, якорей, скрещенных пушечных стволов, компаса и чаек окружали портреты.

С другой стороны в таком же овале, окружённом орнаментом, был вычеканен и выгравирован с обилием тончайших деталей клипер, идущий по штормовому морю под всеми парусами с развевающимся Андреевским флагом.

Между портретами и бригом были узкие полосы, на одной из которых был напаян небольшой крест, а с другой стороны вычеканены фразы:

Если Бог с нами, то кто на нас!

         Не в силе Бог, а в Правде.

         Свет с Востока, мрак – с Запада.

        Чужому добру завидовать, своего не иметь.

        Лучше нести свой крест, чем чужую долю.

        Тот, кто не верит в жизнь безсмертную у Бога, мёртв и для этой.

На основании кубка старославянской вязью были выгравированы благопожелания.

Рядом с кубком стоял вычеканенный и выпиленный из латуни клипер длиной в две ладони, с оснасткой из проволоки, с надутыми ветром латунными парусами.

На пластине, в которую был впаян клипер, затейливо вилась надпись с массой завитков:

Нашему Учителю, Отцу Алексию от матросов клипера

        На долгую и добрую память о походах в дальние моря.

Потомки сохранили не только подарки, но и память о своём предке и его заслугах.

Семейные предания записывались в их семье с середины 17 века. И когда мы сидели за столом, мне казалось, что рядом с нами незримо присутствуют и поколения честных, трудолюбивых, славных и достойных русских людей – предков наших гостеприимных хозяев, сохранивших в своей семье русский дух, честь и верность принципам и идеям.

Мой товарищ, уже в гостинице, долго сидел молча, а потом сказал мне задумчиво: «Как жаль, что теперь мало у нас в стране семей, в которых так же помнят и чтут своих предков, так же берут с них пример и так же достойно как предки,  с честью,

но без громких криков, продолжают служение Родине».

А я вспомнил девизы многих поколений наших славных предков:

Мёртвые сраму не имут.

        Честь ярма не приемлет.

         Не в силе Бог, а в Правде.

         А  Правда всегда с нами.

        Ибо мы русские и с нами Бог.

        Если Бог с нами, то кто на нас!

И с грустью подумал, что, к сожалению, очень немногие из соотечественников

знают сегодня эти девизы и следуют им. Слишком немногие могут вспомнить даже

своего прадеда, его дела и с гордостью рассказать о нём своим детям.

Не в этом ли причина многих наших поражений последних лет?

 

—  —  —  —  —

Кистень —  старинное ударное оружие в виде гирьки на ремне, верёвке или цепи.

Часто использовался разбойниками, прятавшими его в рукаве кафтана.

Клипер – быстроходный парусный или парусно-винтовой корабль второй половины 19

века, длиной до 70м, шириной до 10м, водоизмещением до 1650 т,  вооружён

был 8-24 небольшими  пушками на верхней палубе. Назначение: разведка и

борьба с торговым флотом противника. Они были самыми быстрыми кораблями

парусного флота благодаря совершенству обводов корпусов и большой площа-

ди парусов на высоких мачтах. Их скорость достигала 15-16 узлов (27-29км\ч).

В России наиболее известны были клиперы:  Алмаз, Разбойник, Гайдамак.

                В торговом флоте К. использовались для перевозки скоропортящихся, дорогих

товаров, например, чая из Китая (Катти Сарк, Флаинг Клауд, Фермопилы и др.),

                водоизмещение их достигало 2000 т, а скорость — 20 узлов (37 км\ч).

Рей   –     круглое веретенообразное рангоутное дерево, крепящееся подвижно на мачте и

служащее для крепления к нему верхней части прямого паруса.

Такелаж  –  все снасти на корабле. Подразделяются на стоячий Т., крепящий мачты и

рангоут, и бегучий Т. служащий для подъёма парусов и управления ими.

Рангоут   –  все деревянные детали, служащие для постановки и несения парусов.

Кабельтов = 185,2 м = 0,1 морской мили.

Линьки, линёк  —  кусок каната с узлами, длиной до 1,5 м, применявшийся для порки.

Казак-пластун  —  казак Кубанского казачьего войска. Они имели особую подготовку, вели

разведку и диверсионные операции, это прообраз современного спецназа.

саженного роста = сажень = 2,134 м.

тщатся —  пытаются, стараются безуспешно.

Тесак   –  холодное колюще-режущее оружие с толстым, широким, до 4,5 см, слабо изо-

гнутым клинком длиной до 70 см. Было у пехотинцев, артиллеристов, сапёров.

Гинеи, шиллинги, пенсы – английские деньги.

Гинея = 21 шиллингу.   Шиллинг = 1\20 фунта стерлингов =     пенсов.

Мальвазия, малага, мадера, херес – сорта испанских и португальских вин.

«лабазник»  — пренебрежительная кличка англичан, от лабаз — склад. Эквивалент – торгаш.

Доднежь  —  (устар.) до сих пор, прежде.

Кубрик   –   жилое помещение для матросов. Служило для отдыха и приёма пищи.

 

Схизматыков – на палю!

В 1743 году население Беларуси, находившейся тогда ещё в колониальной зависимости от Польши, в очередной раз не вынесло притеснений на национальной и религиозной почве в соединении с экономическим гнётом. Как простые люди – крестьяне, ремесленники, торговцы, так и отдельные мелкие бедные шляхтичи восстали против гнёта ополяченной и окатоличенной магнатерии – крупной богатой шляхты и её крупнейших и богатейших представителей — Радзивиллов.
Эта магнаты эксплуатировали белорусов через своих слуги арендаторов как оккупанты. Ведь они и были фактически оккупантами во всех своих повадках и привычках.
Они говорили по-польски,  чтобы никто не спутал их с «мужицким быдлом».               А русскую речь, на которой говорил весь остальной народ, они избегали и запрещали.

Они все были католиками, униатами, а кое-кто и протестантом. А подавляющее большинство белорусов, оставалось явно или скрыто православными с сильными            наслоениями древних ведических верований, иначе называемых языческими.

Они вывозили деньги, отобранные у трудящихся беларусов, в Варшаву и другие страны, где и проматывали и почти ничего не вкладывали в развитие края, который работал на них. Именно поэтому к этому времени экономика Беларуси, которая на бумаге всё ещё гордо именовала себя Великим Княжеством Литовским, пришла в сильнейший упадок. Резко – до 40% сократились объёмы производства и продаж традиционных беларуских товаров.

Они разоряли непосильным, налоговым гнётом даже вчера ещё богатых мел-

ких и средних шляхтичей, ускоряли разорение городов. Положение было напряжённым

и опасным. Терпение всех слоёв общества было на пределе. Нужна была только искра, чтобы разгорелось пламя народной войны против оккупантов и предателей Националь-ных интересов.

Что же делала в это время национальная «элита», которую можно было назвать элитой только по недоразумению или недомыслию?

Она весело танцевала мазурку и краковяк…

Она упивалась дорогими французскими винами и «вудкой»…

Она интриговала на сейме…

А ещё она делала разорительные подарки развратным паннам и панночкам из

Великопольши, к которой они тянулись всем сердцем… испытывая комплекс неполноценности перед этими шлюхами.

А в это время обобранный до последней нитки народ едва не вымирал с голода…  Беларусов наказывали кнутом, тюрьмой и конфискацией всего имущества за малейший проступок. Продажные и жадные судьи, войты, стражники, вымогая последний грош                 ни за что, и загоняли в долговое рабство кагала

Самые смелые убегали в Россию или брали в руки топоры…

Искра освободительной войны вспыхнула вначале на Украине и разгорелась восстанием казацкого атамана Гонты, под чьим именем и сохранилось в истории. Его казаки и принесли эту искру на Беларусь.

И вспыхнуло восстание против панов и магнатерии, против католиков и униатов, против жидов-арендаторов и всех тех, кто угнетал народ и пил его кровь.

Запылали имения-маёнтки, потекла потоком шляхетская кровь и кровь шинкарей и арендаторов земель белорусских, которые давили на белорусов двойным гнётом, собирая деньги для пана, сдавшего маёнтак в аренду, и для своего кагала.

Наши предки, натерпевшись от католиков всяких притеснений и издевательств, не

жаловали и католических или униатских ксендзов – которые были глазами и ушами панов. Самых злобных и ненавистных попросту убивали, сжигая вместе с униатскими церквями. Горели и шинки вместе с беспредельно жадными шинкарями.

Но не было у восставших грамотных в военном отношении вождей.

Не было у них современного оружия и военного опыта.

Не было ясного понимания конечных целей восстания.

А была только ненависть к угнетателям и предателям национальных интересов.

Была уверенность в своей правоте перед Богом и соотечественниками.

Было горячее желание освободиться от гнёта и оставить своих детей свободными, даже ценой своей собственной жизни.

Было желание избавиться от религиозного гнёта ксендзов, иезуитов и прочих католических монахов и предателей-униатов.

Радзивиллы же, богатство и силы которых, превосходили богатство и силы многих, если не большинства королей Западной Европы, бросили на восставший бедный люд свою армию с приказом — утопить восстание в крови.

Это и неудивительно. Ведь за свою собственность такие грабители держатся крепче, чем за спасательный круг в океане.

И вот частная армия Радзивиллов, состоящая из нескольких отрядов, состоявших в основном из отъявленных головорезов-наёмников, нанятых преимущественно в Германских землях, Венгрии, Австрии, Хорватии, Чехии и Польше вторглась на земли, где народ решил освободиться от многовекового оккупационного гнёта.

Наёмный европейский сброд состоял из тяжёлых кавалеристов — рейтар, закованных в броню, как средневековые рыцари, на огромных боевых конях, тоже закованных в железные доспехи с длинными полутора метровыми мечами. А в пешем войске магнатов были отряды пехоты в кирасах и шлемах с ружьями и алебардами, и самое главное – было много пушек, которым крестьянам нечего было противопоставить.

В нескольких боях восставшие были разбиты. Сказался и количественный и, самое главное — качественный перевес войска Радзивиллов. Мелкая шляхта, ремесленники и прочие наёмные люди после первых залпов орудий разбежались и попрятались. Некоторые начали покупать себе прощение, предавая и продавая, выдавая тех, кто не сложил оружия, тех, кому нечего было терять, потому что они и так уже всё потеряли, кроме

жизни.

Так был предан и последний отряд восставших, в котором собрались вожаки. Рано утром предатель-шинкарь Мойша Шмулевич, провёл отряд польской и ополяченной шляхты через болота и лес, и они окружили маленькую деревню из шести хат.

Паны Пэцкий и Дубовецкий, Забелло-Яблоньский и Пердалёньский, Мочилло-Загжельский и Ягеллончик-Войтишевски командовали наёмниками и рейтарами.

В последнем, неравном бою, который дали восставшие, погибло много патриотов–беларусов. А многие, сбитые с ног могучими боевыми конями, раненые и оглушенные

попали в плен. Последними, взяли в плен израненных казаков из войска атамана Гонты,  Серафима Долговуса и Якима Полуяна. На одного набросили сеть, а второго сбили с ног конём. Он рубился долго, но сломалась его верная сабля, и вторая, чужая не выдержала боя, сломался и верный кинжал. Связали его и долго топтали ногами.

Командира отряда Яся, увидев, что он умирает от ран, повесили. Остальных, связанных погнали кнутами в город. Старых жителей деревни перебили. Убили и младших детей Яся. Старшую дочь – красавицу Янину растерзали озверелые рейтары и наёмники. Потом зарезали. Страшно и долго умирали и другие жители деревни, распятые на стенах своих домов, на воротах, заборах и деревьях. Деревню, уходя, сожгли,

В городе наёмники согнали силой всё население смотреть на казнь.

Казаков привязали к столбам и начали их стегать кнутами, по лицам и как попало. Потом начали отрубать пальцы на руках и ногах, кисти рук, уши, выжгли факелом глаза. Им рубили ступни и голени, перебивали колени, а они, скрипя зубами, молились православными молитвами и заглушали завывания трёх католических и двух униатских ксендзов и трёх иезуитов.

Потом они во весь голос проклинали поляков и предателей, молились о спасении душ своих и своих товарищей и кричали врагам:

«А чтоб вас черти на вилы взяли и вечно в пекле чёрном пекли,

предатели вы и враги земли русской и народа русского!»        

«Нет у вас — кровавых ляхов, трижды проклятых псов латынских, силы,

чтобы перемогла русскую силу! Боитесь вы нас – вот и лютуете напоследок».

«Придёт к вам расплата, придёт!

            Ждите её днём и ночью, в доме и в горнице своей, в бане и в постели с вашей бабой.

            Придёт она с ножом или с топором, со стрелой или с пулей.

Придёт через седмицу или через пять лет… 

Ждите её и бойтесь, псы шелудивые и сыны псов безродных!»

«Вы живёте ещё, но уже вы падаль злосмердящая, пожива воронам»…

            И так долго они говорили, даже когда и сил у них не оставалось.

А русским людям, согнанным поляками на казнь для устрашения, они говорили:

            «Вы, братья наши православные!

 В ком вера наша сильна, кто не хочет рабом в латынстве погибнуть

 и в этой жизни и для той, светлой жизни у Бога,

 не бойтесь врага, бейте его везде, где встретите.

            Он может только убить вас,

но душу свою спасёте, ибо не властны враги над ней.

           Прощайте братья и боритесь!

           Победа будет у того, кто с Богом и любовью к братьям себя не жалел,

яко и мы живота своего для вас не жалели.

           А враги наши только сегодня сильны,

а завтра Бог их как полову*  развеет и в огонь адский  бросит!»

Вместе с ними был и неизвестный православный монах, сражавшийся против врагов и взятый раненым в плен. Его тоже пытали, и он также проклинал врагов и молился за спасение и просветление народа белорусского и русского. Чтобы он замолчал, ему забили в рот толстую деревяшку. Но он смотрел так грозно на врагов своих, что у одного подлого  подпанка – Завжевецкого, нервы от страха не выдержали, и он зарубил монаха.

Потом к столбам натаскали соломы и хвороста, дров и зажгли костры. Донеслась из огня молитва, и прервалась. После этого взялись паны – палачи за крестьян. Однако, вначале подошли к ним иезуиты и ксендзы, предложив перейти в католическую веру или в униатство.

Но ответили гордо наши далёкие и героические предки:

«В нашем роду предателей не было, а Бог правду видит и правых примет».

Паны зверствовали над крестьянами целый день: жгли огнём, рвали рты и языки, отрезали уши и носы, ломали и выкручивали кости, выкалывали глаза.

Их детей затравили у них на глазах собаками, других затоптали конями.

Потом зарубили их жён, «чтобы болей схизматыков не рожали».

Ксендзы подошли к панам и сказали, что «схизматыки обуяны гордыней и не признают католического бога». Тогда паны, во главе с самым главным карателем Радзивиллом, в страхе, что найдутся последователи и мстители, решили запугать беларусов и приказали посадить «схизматыков» на палю, то есть на кол.

Они, и их верные стражники, посадили около шестнадцати белорусов, не отказавшихся от своей веры, свой чести и совести, от своего человеческого достоинства — на кол.

Возможно, Вы спросите, почему я говорю «около шестнадцати»?

Дело в том, что я говорю о живых. Многие повстанцы не выдержали пыток и умерли. Но обезумевшие в своей ненависти паны приказали посадить на кол и мёртвых, чтобы запугать уцелевших белорусов, чтобы никто и никогда не смел выступать за свободу и независимость своей родины и своего народа. ЗА СВОЮ СВОБОДУ!

Это, кстати,  хорошая иллюстрация к раздуваемому некоторыми свядомыми              пропольскими прихлебателями вопросу о так называемой «великой польской культуре» и «культурной» миссии Польши на Востоке и в «крэсах усходних».

В 18-м веке, как известно историкам, в Европе, кроме диких турок на захваченных ими Балканах, НИКТО и НИГДЕ не применял такие бесчеловечные пытки и казни.

Только «ясновельможные» католико-униатские паны на земле Беларуси и Украины.

Паны, которые старались запугать белорусов, сделать их запуганным послушным «быдлом». Чтобы и дальше их грабить и безнаказанно издеваться над ними.

Однако просчитались они.

Раз за разом вспыхивали большие и маленькие восстания или просто неподчинение оккупационным властям.

То один, то другой пан получал стрелу или пулю, нож или пику в бок.

Проваливался в волчью яму или околевал в конвульсиях, отравленный ядом.

Горели их  маёнтки и дворцы. В этом одна из причин того, что так мало замков и дворцов осталось от тех мрачных времён на нашей земле.

Исчезали без следа в бездонных болотах и бескрайних лесах их псы-стражники, продавшие свой народ за горсть злотых, за шклянку «вудки», за шматок сала, за возможность выпустить на свободу свои тёмные инстинкты садистов, маньяков, насильников.

Иногда панам удавалось поймать мстителей. Тогда они жестоко, кроваво, демонстративно расправлялись с ними. Но, на смену павшим в борьбе, вставали их сыны и внуки, вставали новые бойцы, неудержимо приближавшие день освобождения Беларуси из под оккупационной власти панов-изуверов.

Когда Вы поминаете своих предков, героев больших и малых войн, помяните и тех наших безымянных предков, настоящих Героев, которые не сдались и не согнулись в неравной борьбе с врагами. Которые заповедали нам любовь к свободе и независимости.

Мы — ТАКИЕ, потому что мы НАСЛЕДНИКИ их подвигов, их героизма, их чести  и верности, их веры и свободолюбия.  И если мы помним о них,  то их сила поддерживает нас в трудную минуту, делает нас несгибаемыми, несёт нам победу!                                          Мы обязаны им ВСЕМ:  добром, счастьем, свободой и самой жизнью!

Помните о них и помяните!

 

                                               —  —  —  —  —

 

 

Схизматик – термин, применяемый католиками для обозначения православных,

носит пренебрежительно-оскорбительный оттенок. Нечто вроде – сектант.

Полова     – сор, остающийся после обмолота зерна, использовался как топливо.

«крэсы усходни»(польск.)  восточные земли – польское название оккупированных

Польшей в 16-18 веках и в 20-39 годах земель Беларуси и Украины.

Кираса    —  защитный доспех из стали или бронзы, толщиной до 1,5 мм, защищавший

тело от шеи до пояса, выкованный из одного или двух кусков металла так, что

плотно облегал торс человека. Половины К. скреплялись на боках крючками

или ремнями. Использовался тяжёлой кавалерией – кирасирами до 1870-х г.

Алебарда  — древковое комбинированное колюще-рубящее оружие пехоты с крюком.

Остриём кололи как копьём. Небольшим топором рубили. Крюком стаскивали

всадника с коня

Шинкарь – владелец или, что в Беларуси бывало чаще – арендатор шинка = места прода-

жи и распива спиртных напитков, где шинкари спаивали беларусов и загоняли

их в долги, обирая до последней нитки. (См. Н.В. Гоголь «Тарас Бульба»).

 

 

В 1743-44 гг. произошло Кричевское восстание беларусов против власти ополяченной и окатоличенной шляхты и евреев, которые с ведома панов угнетали крестьян.

Владельцем земель на Кричевщине был Иероним Флориан Радзивилл. Он отдал свои земли в аренду панам Волковицким. Они так притесняли народ, что за 2 года собрали на 100 000 злотых больше, чем должны были. А это была тогда ОГРОМНАЯ сумма!

Крестьяне пытались жаловаться Радзивиллу об угнетении, о том, что они вынуждены платить в 5 раз больше, чем нужно и ещё оплачивать постой войска и обеспечивать его продовольствием, оказывать услуги бесплатно, хотя об этом не было договора. Солдаты грабили и объедали население, чинили произвол и совершали иные преступления, за которые не несли никакой ответственности, вели себя как оккупанты и даже убивали людей пытавшихся сопротивляться.

Но паны-арендаторы поставили стражу, и она перехватывала крестьян с жалобами.

Однако чуть позднее беларусам стало жить ещё хуже. Это произошло, когда этот регион передали в аренду евреям братьям Гдаль и Шмуйле Ицковичу. Они брали с крестьян деньги в счёт уплаты налогов, но не давали бумагу об этом. А потом из-за её отсутствия требовали новой уплаты налога.

За пользование мельницами они брали не 1/10, как это было заведено издавна, а 1/7 зерна. Они объезжали деревни с вооружённой охраной и грабили крестьян, вымогая с них «подарки». Крестьяне вновь пытались жаловаться Радзивиллу, но слуги и охрана арендаторов-грабителей ловила жалобщиков и расправлялась с ними, даже убивала. Всё же отдельным людям удалось добраться до Радзивилла и он прислал своих комиссаров для            того, чтобы разобраться.

Однако евреи подкупили их, а кроме того, назначали своих подкупленных людей         судьями. Один такой выродок, Шиманский, собрал 200 000 бумаг, удостоверяющих уплату крестьянами налогов, и исчез с ними. А евреи с помощью своих охранников стали              заставлять крестьян платить налог вновь. Наконец Р. прогнал евреев и передал земли в аренду следующему арендатору – Марциану Митавору Хрептовичу.

Однако для трудящихся беларусов не изменилось ничего. Этот католик продолжал грабить и угнетать народ так же, как и евреи. Крестьяне продолжали жаловаться на произвол.  И тут в эти отношения вмешались местные шляхтичи, чувствовавшие себя обделёнными. Их возглавлял некий шляхтич, поляк  Криштоф Валович с дружками. Они подбивали крестьян на бунт, планируя после бунта, как и чем бы он ни закончился, захватить часть земель Радзивилла.

Терпение народа закончилось в конце 1743 года. Начался бунт, во время которого восставшие крестьяне уничтожили суды с долговыми бумагами и списками недоимок.

Они громили и сжигали дома арендаторов, их друзей шляхтичей, купцов и евреев, которых часто убивали, дома и шинки, в которых те их спаивали и загоняли в долговое рабство – сжигали.

Вожаками восстания были крестьяне белорусы: Иван Карпач, Василь Вощила, Стась Бочка, Василь Ветер, Наум Буян и другие.

Для подавления восстания Радзивилл направил на Кричевщину своё частное войско. Оно состояло из отрядов наёмников из Германских земель, Чехии и Венгрии, насчитывавших несколько сот профессиональных, хорошо вооружённых вояк, отряда казаков и многих орудий. Местными польскими войсками, засевшими в крепости Кричева командовал поляк Пястжэцки.

В январе 1744 г. около 2000 повстанцев атаковали Кричевский  замок. Но они были плохо вооружены (самодельные пики из кос, топоры), пушки из дуба выдерживали два-три выстрела и необучены современной войне. При атаке они потеряли более 100 убитыми и около 500 ранеными. 77 попало в плен.

Половину из них Пястжэцки приказал повесить, а половину посадить на кол.

      Число восставших превысило 4000 человек, и они решили блокировать Кричевский замок. Предатели, в том числе шляхтичи и евреи сообщили полякам о планах крестьян и месте их сбора. Поляки получили подкрепление – отряд из 400 солдат из Себежа и Невеля, и атаковали повстанцев.  Пястжэцки привёл своё войско к деревне Церковщина и утром напал на крестьян накануне того дня, когда они собирались двинуться к Кричевскому  замку для его блокады.

Ружейный и орудийный огонь, удар кавалерии нанесли отрядам повстанцев большие потери. Более 200 крестьян было убито на месте, остальные убежали. 60 пленных были порублены на месте. Предатели шляхтичи и евреи помогли карателям выловить большинство вожаков восстания. Затем с 300 кавалеристов прибыл Радзивилл. Он судил крестьян и приказал посадить на кол 16 человек.

Однако ему пришлось отменить сдачу земель в аренду, снять ограничения с крестьянской торговли и пойти на другие уступки крестьянам и ремесленникам-белорусам.

Численность населения Кричевщины после этого карательного

похода Радзивилла достигло уровня 1743 года только к концу 19 в.